И Геля, как и большинство девочек, провела бессонную ночь за этой самой зубрежкой. Теперь казалось, что ее мозги набиты кирпичной крошкой, глаза засыпаны песком, и впервые за все пребывание в 1914 году голова у нее действительно ужасно болела.
Однако и последний экзамен был сдан на отлично (будь проклята эта история во веки веков, вернется домой, попросит маму перевести ее в балетную школу), и Геля сонной мухой ползла по бульвару в сторону дома.
Под аркой ее поджидал Щур. Девочка слегка ожила — какая лапочка все же, ни одного экзамена не пропустил! Геля улыбнулась, нырнула в подворотню, и мальчишка галантно вручил ей букет (то есть, конечно, пучок) молодой морковки.
— Ой, это мне? Спасибо! — радостно пискнула Геля, но тут же, как следует разглядев Щура, пискнула уже от испуга.
Вся левая сторона лица у него была багрово-синей, ухо распухло, а на скуле подсыхали свежие ссадины.
— Умереть-уснуть! — ахнула Геля. — Ты что, снова подрался? С кем?!
— Не дрался я. Бабка гневается, — Щур отдернул голову, не давая к себе прикоснуться.
— Это она тебя?! Ужас какой, — вся сонливость слетела, и Геля, закипая бешенством, прошипела: — Вот я папе скажу! Нет, лучше я сама ее задушу! — Выдохнула и отчеканила: — Сама. Сейчас же. Пойдем.
— Пустое, — отрезал Щур, почти силой впихнув Геле в руки пучок (то есть букет). — И не ревите, Христом-богом прошу…
Геля закивала, потянула из пучка морковку, но тут же, не сдержавшись, тоненько заныла, с жалостью глядя в лицо мальчишке.
— Эх, ну, сам виноват, — скривился Щур, — зря такой приперся…
— Ты виноват? Ты?! — снова вспылила девочка. — Не ты, а эта ужасная, злая, нехорошая старуха!
— Да не по злобе она! Со страху. — Щур оперся спиной о шершавую стену, понурился. Так и говорил, глядя в землю. — Боится бабка, что я с господами спутаюсь и ее одну кину. Она старенькая, хворая — пропадет без меня. Вот и бесится — страшно ей. А я… Эх! — и не договорив, махнул рукой.
— Но как же быть? — Геля нервно стала грызть морковку, одну за другой.
— Не берите в голову. Мало меня били?
— О, думаю, более чем достаточно, — едко заметила Геля. — Пойдем, может, по дороге придумаем, как успокоить твою бабушку.
Щур не двинулся с места. Покраснел, еще ниже склонил голову и смущенно забормотал:
— Попросить хотел… Только вы уж не серчайте. Ни к чему нам покуда вместе светиться. Бабка прознает, а ей и без того довольно. К Вильгельмовичу приходите, там и свидимся. Лады? — он умоляюще посмотрел на Гелю.
