Мальчики изъявили готовность продемонстрировать, как работает устройство. И она, довольная оказанным ей вниманием, заулыбалась от предвкушения. И по-прежнему улыбалась... пока они не поставили штуковину на стол, где Клементина утром ела кашу и пила молоко, и не отрубили голову ее единственной кукле.
– Пожалуйста, перестаньте, – сказала она, стараясь быть вежливой и не закричать, когда фарфоровая голова вяло отскочила от окрашенной в белый цвет поверхности. — Вы делаете ей больно. – Но кузены только смеялись, а жестяное лезвие снова со скрипом опустилось, и по полу покатилась отрубленная розовая рука.
Клементина не спешила, ведь ей было запрещено бегать. И не плакала. Серьезная в своем накрахмаленном переднике и чепчике, она беззвучно шла по большому дому в поисках кого-нибудь, способного остановить бойню, в то время как ее маленькая грудь содрогалась, а широко распахнутые глаза не мигали.
Из открытых дверей примыкающей к кухне маленькой столовой донесся живой смех. Клементина остановилась у порога, настолько очарованная, что забыла об убийстве куклы. Склонив головы над чашками, мама и тетя Этта колено к колену сидели в белых плетеных креслах. Тетя принесла с собой белые лилии, и их густой сладкий аромат смешивался с мелодией смеха и болтовни. Солнечный свет лился сквозь высокие окна, покрывая позолотой волосы матери.
Джулия наклонилась и схватила руку сестры.
– Тогда доктор Осгуд произнес своим хриплым голосом: «Если хотите жить, мадам, вы не должны больше пытаться заводить детей». Я и сказала мистеру Кенникутту, что если он не сможет договориться с совестью по поводу противозачаточных средств, ему придется согласиться на воздержание. Иное поведение фактически приравнивается к убийству, и это я тоже ему сказала. О, Этта, добрый доктор сообщил новость, будто это какая-то трагедия. Откуда же ему знать, какое огромное-преогромное облегчение я испытала? – Джулия рассмеялась и ссутулила плечи. Тетя Этта обняла ее. – Огромное облегчение! – зарыдала Джулия в пухлую грудь сестры. – Огромное-преогромное облегчение!
– Тише, Джул, тише! По крайней мере впредь ты будешь избавлена от его постели.
Клементина не поняла, о чем говорили женщины, но ей захотелось стать тетей Эттой! Отчаянно захотелось вот так же обнять маму, чтобы та улыбнулась. И ничуть не меньше она желала оказаться и на месте мамы, чтобы ее гладили, прижимали к себе и утешали. Чтобы почувствовать себя защищенной и любимой. Ей хотелось, хотелось, хотелось... У Клементины не было слов, чтобы описать свои желания.
