Отец остановил карету, чтобы пропустить повозку с пивом, пересекающую дорогу впереди. В полукруглом окне углового дома в кольце желтого света газовой лампы стояли женщина и мальчик. Мать положила руки на плечи сына, и они вместе наблюдали, как падает снег. Сзади к ним подошел мужчина, и женщина подняла голову, оборотив к нему лицо. Клементина затаила дыхание, ей показалось, что мужчина собирается поцеловать любимую прямо там, в окне, чтобы увидел весь мир.
– Клементина, ты пялишься, – одернула ее мать. – А леди не пялятся.
Клементина откинулась на кожаную спинку сиденья и вздохнула. Душа саднила от беспокойной тоски. Ей не хватало чего-то в жизни, не хватало, не хватало, не хватало... Она подумала, что лучше уж вовсе не иметь сердца, быть безжизненной и сухой как ветки зимой, чем мучиться от этого постоянного неизбывного стремления к чему-то неизвестному, безымянному. Недостающему.
Фотогалерея Стэнли Эддисона находилась на верхнем этаже роскошного особняка на Милк-Стрит. Мистер Эддисон не относился к респектабельным джентльменам. Он носил полосатый жилет слишком яркого зеленого цвета и бумажный воротничок, а его усы были настолько тонкими, что казалось, будто их нарисовали чернилами на коже под носом. Но Клементина едва обратила внимание на фотографа, так как была загипнотизирована плодами его искусства: фотографиями и ферротипами, развешенными на бледно-бордовых стенах.
Клементина по кругу обошла комнату, изучая каждый портрет: мужчин серьезного вида в полных важности позах, актрис и оперных певцов в причудливых костюмах, семей, состоящих из матери, отца и целой кучи детей... Она остановилась, и с губ сорвался тихий возглас восхищения.
На фотографии красовался ковбой. Настоящий, а не выдуманный персонаж с сувенирной открытки. Он облачился в украшенные серебряными гвоздиками кожаные штаны и жилет с бахромой, а на шее вычурным узлом повязал шарф. Ковбой сидел на стоге сена. Ноги в сапогах были напряжены и расставлены по сторонам, будто ему привычнее сидеть верхом на лошади. С колена свисало свернутое кольцом лассо, а поперек лежало ружье. Похоже, мужчина имел пристрастие к насилию, поскольку к ремню на талии крепилась пара шестизарядных револьверов с перламутровыми рукоятками. Густые и длинные усы ковбоя свисали с уголков рта, скрывая очертания губ, а низко опущенные поля шляпы затеняли глаза. Он казался диким и молодым, жестоким и благородным и таким же неприрученным как земля, по которой бродил.
