— Э-эт запросто! — улыбнулся в ответ как-то интересно Антон. — Давай мани, и хоть японский гимн тебе слабают.
— Как так… по-японски?!
— А коль бутылёк уж на душу плюс стопарик на грудь? Сразу все слова по болтам… Что по-японски, а что… Я и сам потом так навострился.
Тут все сразу и почти хором стали упрашивать его продемонстрировать свое умение, и Антон почти без всякой паузы затянул ладком задорным знакомый припев очень популярного тогда советского шлягера… Что бы подумал англичанин, услышав такую невообразимо оригинальную связку слов и звуков — то так и останется неизвестным, а вот посельчане, знакомые с английским лишь по двум в неделю школьным урокам только слушали да переглядывались… Позже Антон повторил свой лингвистический фокус на танцах в клубе перед всей остальной местной публикой.
— Ну и как тебе песенка? — не мог не поинтересоваться Игнат у дружка своего лучшего Витьки, который не присутствовал на первом «показе» и тогда только вернулся со вступительных.
— Песня, как песня, — пожал тот в ответ безразлично плечами. — Нормальная песенка. А ты… ты че так лыбишься?
Танцевали тогда в поселке чаще всего под простенький бобинный магнитофон в тесноватом зале-фойе местного Дома культуры или по-народному ДК.
Заходишь впервые и сразу: «Аврора», былинный крейсер на все полстены, той, что справа. Вот уже с полвека он был здесь, показанный неизвестным доморощенным живописцем на своей вечной стоянке среди синевы неоглядной невских вод. На фоне его знаменитых величественных труб поначалу едва и приметишь рядышком небольшой пестрый бумажный лоскут. Подходишь ближе… а! поселковая «Колючка», традиционный и обязательный тогда повсеместно в советских госучреждениях орган настенной газетной сатиры.
Пожелтела уже с незапамятных пор единственная на ней, с мастерством Остапа Бендера нехитро вымаляваная карикатура. Единственная, но актуальнейшая зато во все исторические времена и на всех бывших, да и теперешних наших просторах… Темный звездчатый фон, в уголке бледноватый серпок месяца… Двое крадутся гуськом, озираются… Раздувшись мешковато, пузырчато, выпирают у них спереди объемные серые рубахи.
Со стены напротив, кто с усмешкой приветливой, а кто сурово насупившись, поглядывали с Доски почета на тревожно крадущихся в ночи «несунов» ветераны войны, передовики и герои труда. Кое-кто из них навсегда выехал из поселка, а кое-кто уже и обрел свой вечный покой на местном кладбище, но их, тоже слегка пожелтевшие фото еще долго и немо взирали на застывший напротив революционный крейсер, на полинявшую от времени «Колючку»-ровесницу, словно охраняя их зорко.
