— Сделай хорошую вырезку со спины, от шеи до попы. — Я показал на нем. — Отдадим в Шамбу.
— Ндио.
— Заверни в желудок, когда вычистите потроха.
— Хорошо.
— Пусть свежего мяса поедят.
— Слушаю.
Мне хотелось дать им больше, но это было бы нечестно по отношению к охотникам; я успокоил совесть тем фактом, что провизия нужна для боевых действий, и приказал Нгуи вдобавок к свежему мясу отправить в Шамбу тушенки.
Затем я ушел от светового потока фар к скромному костру под деревом, где сидели Вдова с маленьким сыном и Дебба. На женщинах были выцветшие, некогда нарядные платья. Мальчишка подбежал ко мне и боднул головой в живот; я поцеловал его в макушку.
— Как поживаешь, Вдова?
Она молча кивнула.
— Джамбо ту, — сказал я Деббе и тоже поцеловал ее в макушку.
Дебба засмеялась. Подняв руку, я погладил ее шею и затылок, наслаждаясь упрямой, упругой теплотой; она дважды боднула меня в сердце, и я ответил еще одним поцелуем. Вдова напряглась и сказала:
— Квенда на Шамба.
Дебба промолчала. Присущий женщинам камба гонор отлетел, она стала мягкой, как воск; я гладил ее шею, едва касаясь тайных мест за ушами, а она украдкой трогала мои шрамы.
— Подождите, Мтука вас подвезет. Возьмите мяса для семьи. Я с вами не поеду. Джамбо ту. — Я старался быть одновременно и нежным, и грубым, и кратким, чтобы не разводить канитель.
— Когда приедете? — спросила Вдова.
— Не знаю. Когда потребуется моя помощь.
— Съездите с нами в Лойтокиток перед днем рождения малютки Иисуса?
— Конечно.
— Квенда на Шамба, — сказала Дебба.
— Мтука вас отвезет.
— Поехали с нами?
— No hay remedio.[2]
Это была одна из первых заученных ею испанских фраз; ничего печальнее этой фразы я не знал и рассудил, что чем раньше она ее выучит, тем лучше. Она думала, что это цитата из наших молитв. Значения фразы я не объяснил, просто сказал, что это важно знать.
— No hay remedio, — повторила она старательно и гордо.
— У тебя красивые руки, — сказал я по-испански, — особенно мозольки. — Это была наша старая шутка, одна из первых, что мне удалось перевести более-менее адекватно.
— No hay remedio, — ответила она скромно. И скороговоркой добавила: — No hay remedio, no hay remedio, no hay remedio.
— No hay remedio ту, — кивнул я. — Забирайте мясо и уходите.
Проснувшись ночью в палатке, слушая, как гиены спорят над кухонными отходами, и глядя на костер сквозь проем в пологе, я думал о Мэри, которая спала счастливым сном после удачной охоты, и пытался представить, чем занимается гигантский лев. Скорее всего по пути к болоту он будет охотиться. Затем я стал думать о Шамбе и о том, что простого решения нет. Мне было досадно, что я ввязался в эту паутину, но теперь уже
