Да, примерно так я и представлял себе происхождение “небесного гласа”. При том я был уверен, что это действительно голос Бога, а Паша просто сыграл роль передающего устройства. Я так и сказал Паше, и было видно, что ему это очень польстило. Он прямо просиял, хоть и пытался скрыть своё сияние. И всё же эта история меня расстроила. Скоробогатов никогда не принимал моей теории и не желал искать сакральные послания в окружающем реальном мире. Он ждал личного контакта с божеством, предъявления документа. И когда документ был предъявлен, это перевернуло Ванину жизнь. Если теперь он узнает, что документ фальшивый, не решит ли он, что и Бог, предъявивший его, тоже был фальшивый? Скрыть от него правду я не мог. Просто не сумел бы. Мы достаточно хорошо друг друга знали, чтобы он расколол меня в первом же разговоре. Надо было снова поехать к нему, рассказать и посмотреть, что из этого выйдет.
Покинув Пашу, я поднялся к Ирине, чтобы вкратце, уже без религиозного восторга, описать Ванино житие. А ещё у меня была нелёгкая миссия: Иван выразил желание повидать своих Иванычей. Со мной Ирина их, конечно, не отпустила бы - мы и знакомы-то не были. Сама она Ваню видеть пока не хотела. Но выход из ситуации был найден, причём самой Ириной. Она отыскала какую-то подходящую старую подругу, которая все эти годы сохраняла нейтралитет, иногда общалась с Ваней, переписывалась с Ириной и иногда ездила к ней, поскольку имела автомобиль. Подруга согласилась отвезти сыновей блудному папаше, и мне оставалось только показывать дорогу.
О воссоединении Скоробогатовых я рассказывать не буду - это не моя история, да, к тому же, не такая уж простая. Мне пришлось немало послоняться по монастырю и прилегающему посёлку, пока семейные страсти улеглись и нашлась минутка для меня. Мы с Ваней, как и в прошлый раз, отправились на природу. Иванычи неподалёку играли в подвижные игры, им было, в общем-то плевать. Они в силу возраста, конечно, знали, что такое “отец”, но полностью понять смысл этого слова им, быть может, уже не светило никогда. Отец же был рад просто тому, что они есть, и настроение у него было идиллическое. Рискуя разрушить идиллию, я с замиранием сердца пересказал Пашины свидетельские показания по делу о гласе божием. Не могу сказать, что “ни один мускул не дрогнул на лице Ивана”. Иван развеселился. Я спросил, в чём причина его веселья. Он сказал:
- Если Бог не может разговаривать со мной тет-а-тет, пусть он лучше передаёт свои послания через соседа, чем через белочку. Честно говоря, я всё время боялся, что это была галлюцинация. А теперь всё так красиво встало на свои места.
