— Алексей, ты, наверное, не в полном объеме знаешь, наши наработки по этому делу? — спросила Влада. — Тогда если Илья не возражает, я коротко напомню суть, а полностью в курс дела Алексея введу позже.
Илья согласно кивнул.
— Значит, сначала о Пантелееве, — начала Влада. — Ему 30 лет, с 1918 года работал в ПетроЧК, потом перешел в МЧК. Имел репутацию неподкупного, беспощадного к врагам сотрудника, числился на хорошем счету у начальства. Однако в ноябре 1921 года он был арестован за соучастие в бандитском налете на мастерскую по изготовлению орденов и почетных знаков «Эдуард». В результате «Эдуард», где было взято изрядное количество золотых бриллиантовых изделий, пострадало на 1690000 рублей. Организатором ограбления, рецидивиста Турлевича, естественно, расстреляли. А Пантелеев за недостаточностью улик был освобожден. Отсидев два месяца в Бутырке, Пантелеев, хотя и был оправдан, вышел на работу безработным, на службу в органы его больше не взяли.
— Теперь, что известно на сегодня, — продолжала Влада — после грабежей у меховщика Богачева, где Пантелеев взял одних мехов примерно на 80 миллионов, и в квартире доктора Грилихеса Ленька и его банда ограбила еще две квартиры. И вот уже две недели тихо.
— И что это может означать? — спросил Илья.
— Это может значить, — задумчиво произнес Алексей, что Ленька готовиться к чему-то серьезному.
альтернатива
Дружба Влады и Марины была бесконечно нежной, бесконечно теплой от того, что они находили друг в друге многое, чего не находили больше ни в ком — это проявлялось в отношении к жизни, к миру, да просто в понимании во всем. Они говорили друг другу то, чего не сказали бы никому. Да что там — просто ощущали мысли и чувства друг друга!
Только вместе они были такими, какие есть, естественными и откровенными без остатка. Такого беспредельного доверия, какое было между ними, ни у Марины, ни у Влады не было больше ни с кем.
Им было так хорошо, уютно и спокойно вместе…
Но захлестнула жизнь — жестокая, неприветливая, часто пугающая, неродная до отчаяния… И люди, все столь же чужие… Влада быстрее привыкла к этой калейдоскопические меняющейся череде событий. Но все равно мысль о Марине была для нее словно глоток чистого лесного воздуха в удушливом городском дыму…
Январь и февраль 1915 года прошли для Марины под знаком так называемой роковой женщины, которую она увлечена и над образом которой продолжает фантазировать, далеко уходя от реальности оригинала. Но чем дальше отстоял поэтический образ от прототипа, миф от реальности, тем художественно убедительнее он становился — обобщенный образ таинственной, демонической женщины, чей возраст неопределим, а секрет натуры — в двоякости облика и сути.
