За Храмовой стеной. Книга Памяти | страница 38



Как херувим, похожий на сатира,

Как плоский болт с обратною резьбой?

Мы были рождены для совершенства

Материи, рождающей Кристалл,

Где принцип абсолютного главенства

В бионике главенствующим стал.

Но на пути тернистом к Идеалу,

В притонах содомитов Азраил

Использовал гермесовы лекала

И Г о лема из ангела скроил…

Сто тысяч лет для разума немало,

Но кто пустил безумца на постой

В эпоху Смуты, Мокоши и Нави,

Где нищий духом бодро правит нами,

Где скоро зомби… станет мудрецом,

Гермафродит заботливым отцом, –

И оба будут диктовать свои уставы…

Не подсчитать величину урона

Эпохи криминальной и пустой,

Где в беспредельных сумерках закона

Мыслители с античною тоской

Дописывают скорбные романы

И радостно уходят на покой…

Где жизнь клянут угрюмые Иваны,

Где девы приглашают на постой

Развратников… к себе под одеяло,

Где хлещут водку юноши устало,

Где навсегда отвергнут Домострой…

* * *

Взвесь мое сердце, угрюмый Анубис,

Усталое сердце, вместилище

страстного чувства,

Сердце, творившее мыслью и Словом.

Мучилось долго оно, всходило,

росло, созревало,

Как дозревает зерно в дни

виноградной лозы,

В дни наполнения Нила,

в час просветления духа…

Взвесь мое сердце больное, Анубис,

И пусть чаровница Исида излечит

от скорби его.

Я ей назову свое тайное имя,

когда после жатвы

Осирис на барке плывет по звездному

Нилу

К вратам преисподней со свитой своей

В час закатный…

Взвесь мое сердце, колдунья Геката,

Иду я на пиршество мертвых,

Где стол изобильный – алтарь,

а занавес – скатерть,

Где повар искусный – кудесник и жрец,

А тризна – мистерия жизни

на перекрестках дорог…

Взвесь мое сердце, святой Инквизитор!

Знаю, найдешь его слабым и грешным.

Но я не в костеле и не в коморке

менялы –

Давай без торговли, без индульгенций,

Без раскаленных щипцов и без дыбы –

Будь человечным как подобает святому.

Не рая прошу я, а света, свободы полета

и воли.

Хочу быть стабильной частицей,

мюонной нейтрино,

Летящей беспечно в Мгновенную

Вечность.

Пусть будет, как было, святой Инквизитор.

Пусть древнее будет вино на ужине

тайном твоем,

А жертвою станет ранимое сердце мое…

Памяти историка Эгидиюса баниониса

«История не терпит оптимизма» –

Сказал царю однажды Карамзин.

«Всему виной идеи солипсизма

И демиург – властительный кретин,

Всему виной природа человека» –

Нам говорил на лекциях Зимин

И Александр Зиновьев на исходе века

Нам эту мысль еще раз повторил.

Конец всему, когда мельчают люди,

У нищих духом в жизни все не так!

Угас в потомках голяди и жмуди

Инвентор мысли, Зодчий и Мастак.

Я помню, Эгис, то шальное лето,