Привет, привет, потомки – человеки!
Сейчас в Нарыме тридцать третий год,
Невмоготу нам жить в двадцатом веке –
Вчера ушел последний пароход…
Теперь до Томска плыть на ледоколе,
Теперь ему крушить метровый лед.
Душа опять кручинится о воле,
И о любви паромщица поет.
Ее сестру весною зэки съели,
Зимой придет паромщицы черед…
Густой туман спускается на ели,
Во тьму уходит тридцать третий год.
Простор Оби таинственен и гулок,
О пристань трутся льдины шелестя.
Нарым давно не место для прогулок,
Голодный край, болотные места.
Дитя войны с улыбкою недетской,
Чей взгляд всегда смущал седых волков,
Антропофаг селекции советской,
Я стал охоч до жареных голов.
Душа чужда пристрастия и гнева,
В больном мозгу события храня,
Я помню ту зарезанную деву
На суп мясной к Седьмому Ноября.
Она дана была нам как награда,
Как самый веский стимул и мотив…
Давно в земле четвертая бригада –
Мой подневольный, дружный коллектив.
Но всякий раз, когда я обмываю
Свой трудовой, сверхплановый успех,
То череп тот обугленный ласкаю,
Как папуас кокосовый орех.
Я – людоед. И я не жажду славы.
Но пусть страшит ужасная судьба
Того, кто строил сильную державу –
Советского имперского раба.
В краю людей в неволе умирая,
Съедая друга в честной тишине,
Я расскажу, нигде не привирая,
Всю правду о поруганной стране.
О той тюрьме с цветами на фасаде,
Где водку пьют из черепа отца,
Где все убийцы, ждущие награды,
Смеясь, порочат замысел Творца.
Я расскажу о рукотворном аде,
О пустыре «зияющих высот»,
Где разделил судьбу моей бригады
Смиренный мой, доверчивый народ…
……………………………………………….
Уходит день, безвольно догорая,
Листком сухим ложится на блокнот…
И слышит мир от края и до края,
Как о любви паромщица поет.
