За Храмовой стеной. Книга Памяти | страница 26
Былых мифических времен.
А мы останемся на месте
Своих условленных надежд,
Своих условленных понятий
Средь торжествующих невежд
И обнаглевших автократий.
Мы – русские. У тихих вод
Уходит в ил простой народ…
Памяти философа Зиновьева
Как сегодня вечер тих и светел,
И тоской отчаянной томим
Над купиной этих грустных ветел
Соловьем разлился серафим.
Он поет о том, что всем известно
И о том, что неизвестно всем,
О насущном хлебе, хлебе пресном,
И о том, как выжил Вифлеем.
И о том, что нет на свете грешных,
Разве грешен мелкий муравей?
Льется песня чудная неспешно
И тоскует мудрый Моисей.
Знает он, что муравей ничтожен,
Муравей для государства жил.
Человейник будет уничтожен,
Человейник это заслужил…
Страсти по Моабиту
Жизнь без вкуса, запаха и цвета –
Ляг в могилу и перекрестись…
Все безвидно, как в начале света
И никак на свете не спастись.
Я подстрелен был советским строем
Буржуазной властью был добит.
Я теперь ночами горько вою:
»Будь моим спасеньем, Моабит!»
Я добит безрадостной Россией,
Где чужие люди правят бал,
Истощают жизненные силы
И куют на этом капитал.
Я убит давно жестоким бытом,
Где-то там, под Китежем, убит,
Где дороги к Богу перекрыты,
Где душа с душой не говорит,
Где о воле мне поет синица,
Где лесной мне лагерь часто снится
И тюрьма в Берлине – Моабит.
Мне сказал однажды Солженицын:
»Моабит – добротная темница,
Как оплот, защита и как твердь,
В ней от жизни зэку можно скрыться
И в усталой дреме умереть».
Кремлевская символика
Символ Неба жизнью управляет,
Он – судьба, пророчество и рок
Для того, кто в жизни выбирает
Добродетель, зло или порок.
Я смотрю на звезды этих башен,
На семейство желтых куполов –
Симбиоз двух символов ужасен,
Но еще ужасней вид орлов,
Двухголовых выродков природы,
Воспаленный бред больных мозгов…
Кто отец чудовищных уродов –
Сумасшедший царь или Монгол?
Кто из них насильник? Кто Мессия?
Кто поял славянскую Россию,
Испоганил наш цветущий дол?
Невозможно этой хищной птице,
Как другим, охотой прокормиться –
Ей дают уморенных рабов
Блудники от власти и блудницы,
Кто гнести народ всегда готов.
Я, конечно, умер раньше срока,
Я уже давно здесь не живу,
Но стрекочет яростно сорока
Мне о том, что скоро я умру.
Не боюсь я смерти, уж поверьте,
В чаще жизни мрачной и пустой
Свое сердце я доверил смерти —
Этой правде чистой и простой.
На берегу Ефрата
У реки извечной, быстротечной,
У времен текущих как вода
Я сижу и плачу безутешно,
Как вдова распятого раба.
Мы сидим у берегов Евфрата,
Плачем горько, нет прощенья нам –