Сворачиваем с асфальта; проворно мелькают резиновые сапожки Александры Петровны, разыскивающие для меня несуществующую тропку; неприлично громко, на своем крикливом языке, перекликаются сороки. Под редкими соснами сереют еще остатки снега — слизясь, дотаивая, но тут суше: песчаная, устеленная бурой хвоей почва впитывает влагу, и только глубокая колея всклень налита стылой водой.
— Вот здесь, — говорит Александра Петровна, остановившись у железной, крашенной алюминиевой краской ограды.
У изголовья аккуратной, довольно длинной могилы — обелиск-пирамидка с врезанной фотографией крупнолицего, стриженного под «бокс» мужчины, уменьшенная копия уже знакомого портрета. Немного нелепо, бросаясь в глаза, ярко краснеют полоски ромбов, врезанных посредине продольных стен ограды.
— Это наши младшие постарались. Тайком подкрасили, — объясняет Александра Петровна и показывает расшитой ребячьей варежкой внутрь: — А вот, видите, нынче уже были — цветы оставили. Из Пензы, похож, — кто-нибудь из бывших воспитанников. У нас в эту пору таких цветов нет. Мимоза.
Люди моего возраста достаточно уже видели всяких могил, стояли и все чаще стоят у них, поняли и смирились с тем, чего нельзя понять и с чем нельзя смириться. Я думаю сейчас о другом. О том, как странно это — знакомиться с человеком, которого уже нет. И что даст это странное знакомство, конечно — тебе, пока живому, а не ему, уже все отдавшему? Постараешься ли забыть о нем, как все мы, живые, в целях самозащиты, стараемся не все время помнить о дорогих могилах — потому, что иначе нельзя, невозможно, — или, наоборот, он займет какое-то место в твоем уме, душе и, навсегда умолкший, скажет тебе что-то, через тебя — другому, третьему?..
Противно, как базарные торговки, стрекочут сороки, и кажется, сейчас я понимаю их крикливо удивленные возгласы: «Чего ходят? И чего каждый день ходят? Одно слово: человеки»…
Устроившись в гостинице и пообедав, отправляюсь в райком партии. Во-первых, представиться — ревниво районное руководство, когда приехавший из области не объявляется. Во-вторых, еще немного порасспросить о Сергее Николаевиче Орлове — не для какой-нибудь там страховки, а прежде всего потому, что он был коммунистом. И в довершение, еще внутренняя посылка, позыв — поближе познакомиться с первым секретарем райкома Головановым, самым молодым секретарем в области и, говорят, любопытным человеком. До сих пор встречался я с ним мельком, на каких-то областных совещаниях, и грешно упустить случай.
