Софья Маркеловна неторопливо застегивает пуговицы пальто, повязывает шаль, грузно поднимается. Встаю тоже, чтобы подвезти ее до дома, она наотрез отказывается.
— Нет, нет, я самоходом. Врачи ходить велят. Когда тихохонько, я дышу нормально. Это уж нынче порезвилась лишку. Как вон воробей старый — весну почуяла.
Проводив ее, возвращается Александра Петровна, с порога начинает убеждать:
— Вот уж к ней, правда, сходите. И ей приятно, лестно будет, и сами довольны останетесь. Я уж сама тут пятнадцать лет, и то — вспомнит что — заслушаешься. Начинали-то они с одного пустого монастыря, по крупицам, можно сказать, собирали. Теперь-то нам что! Два корпуса, подсобное хозяйство, сад, легковой «газик», три грузовых. — И с чисто женской непосредственностью перескакивает: — Всю жизнь одна прожила. Так что настоящий дом у нее — тут, у нас.
— Семьи у нее не было?
— Нет.
Александра Петровна отвечает сразу, но в голосе ее — или мне это только чудится — звучит какая-то заминка.
— А у вас какая семья, Александра Петровна? — теперь, чувствую, удобно спросить и об этом.
— О, у меня целый колхоз! — смеется она, мягким и горделивым смехом своим окончательно снимая все мои первоначальные предположения. — Два сына и дочка, уже большие.
Договариваемся, что альбом я заберу в гостиницу до завтра, Александра Петровна неожиданно предлагает, скорее даже просит:
— Давайте на кладбище зайдем. Это рядышком. И я пройдусь, после разговоров.
Вот уж чего не хочется! В последние годы что-то уж слишком часто приходится, по прямой необходимости, ходить по этой последней человеческой дороге; кроме того, такое посещение как бы подтвердит обязательства, которые мне не хочется давать не только кому-либо, а и самому себе — может быть, потому, что они, вопреки желанию, словно нависают над тобой. Но Александра Петровна, направившись уже к вешалке, просит так простодушно, взглядывает так доверчиво, что не смею отказаться. Досадуя, пытаюсь подать ей пальто, — она как-то ловко, по-девчоночьи уклоняется.
— Не приучена. Мы тут попросту живем…
Она мне по плечо, проворно мелькают ее короткие резиновые сапоги; почему-то у меня такое ощущение, будто мы с ней знакомы давным-давно. Навстречу, помахивая портфелями, идет ребятня, поминутно здороваясь.
— Наши, — объясняет Александра Петровна и строго окликает рыженького, в распахнутом пальто парнишку: — Громов, застегнись — прохватит.
— Ну уж!
Кладбище действительно оказывается поблизости, разросшийся городок как бы обтек его — остров печальной неизбежности, огороженный деревянным штакетником, за которым темнеют невысокие сосны. Самое подходящее дерево для такого места: всегда зеленое…
