Генри припомнил роман: Жак и его хозяин путешествуют верхом, беседуя о всякой всячине. Разные события то и дело их перебивают. Судя по заголовку, Жак верит в судьбу, а его хозяин — нет, но, возможно, Генри что-то запамятовал. Нельзя сказать, что он сам до конца «понял» книгу. Впечатлили галльская легкость и неустаревшее остроумие, чем-то напомнившее Беккета.
— Зачем же вы упоминаете роман, который вам непонятен? — спросил Генри.
— Это не важно. Там есть интересный фрагмент: Жак и хозяин говорят о боли, которая сопутствует разным увечьям. Жак яростно доказывает, что нет ничего хуже непереносимой боли в разбитом колене, и приводит примеры: падение с лошади, ушиб об острый камень, пулевое ранение. Когда Вергилий читал книгу, его это убедило. Но сейчас в монологе он размышляет о разных физических муках, сопоставляя их. Да, от боли, описанной Жаком, глаза лезут на лоб, но она сильна лишь в первое мгновенье, а затем постепенно стихает. Разве она сравнится с непреходящей изматывающей болью в поврежденной спине? Ведь колено — маленькая, ограниченная связями телесная часть, которую относительно легко не тревожить. «Лежать задрав ноги» — наслаждение неподвижностью отмечено даже избитой фразой. Но спина подобна железнодорожной оси, что связывает разные пункты и всегда под нагрузкой. А как быть с муками голода и жаждой? Или вот совсем иная мука — вроде все цело, а нет душевных сил шевельнуться. Тут Вергилий плачет, но смолкает, чтобы не разбудить Беатриче. Это один из его монологов.
— Понятно.
— Утром, пока Беатриче еще спит, он произносит второй монолог. Вергилий вспоминает, с чего начались их несчастья. То есть с той минуты, когда он понял, что с ними происходит. Вергилий разыгрывает сцену: в своем любимом кафе он читает утреннюю газету, и взгляд его падает на один заголовок. В статье говорится о правительственном указе, который вводит новые статусы граждан — вернее, к категории граждан добавляет категорию неграждан. Вергилий беспредельно изумлен, когда понимает, что именно он, обезьяна, безобидно читающая газету, — мишень данного указа.
Генри мысленно отметил: правительственный указ исключает Вергилия из числа граждан. Он не хотел прерывать собеседника, который весьма оживился. Кое-кто из посетителей на них поглядывал. Но помехой стал официант, возникший у столика. Таксидермист уткнулся взглядом в свои руки, зажатые меж колен.
— Помощь не требуется? — спросил официант у Генри, но затем поправился: — Вам что-нибудь нужно?
