Учитель улыбнулся. Это была своеобразная улыбка, как бы затронувшая только внешнюю поверхность лица. Он выдавил ее из себя. Это не подлежало сомнению. Улыбка обнажила его верхние резцы.
— Какое же именно? — спросил Клейтон.
— Истинный талант в выборе окружения, — отвечал Петшенка. Улыбка почти сбежала с его лица и уже не могла целиком скрыть испытываемую им неприязнь. — Как в стенах гимназии, на переменах, хочу я сказать, так в последнее время и на улице, по дороге сюда, поскольку мне приходилось наблюдать, я всегда вижу вашего племянника с верхушкой класса… — (В этом выражении уже слышалась откровенная ирония.) — Я хочу сказать, только с лучшими и наиболее перспективными учениками. — (И сейчас не обошлось без иронии.) — Эти молодые люди уже теперь ведут себя как будущие ученые.
Такая студенческая характеристика безмерно огорчила бы членов клуба, экстраординарному члену, впрочем, она была бы не совсем понятна. Но в клубе никто ничего о ней не узнал. Ибо Клейтон ни словом не обмолвился Августу о своем посещении гимназии. Не преднамеренно и не из каких-либо педагогических соображений: просто после того, как он собрался с духом пойти туда и узнать, как обстоят дела у Августа, он успокоился и начисто об этом позабыл. Дела, кстати сказать весьма радостные, в тот же день отвлекли его: фирма «Гольвицер и Путник» из Бухареста заказала ему четырнадцать машинных агрегатов. Заказ пришел с сегодняшней почтой. Дональд в дверях конторы помахал ему письмом, собираясь немедленно снести таковое на завод и на склад. Сбыт на Балканах возрастал чуть ли не с каждым днем. В этот же день дома во время ленча Роберт и Дональд решили повысить премиальные инженеру Восняку в Белграде, который сейчас, как и раньше, не жалея сил, работал на них.
Клейтон, церемонно распрощавшись с доктором Петшенкой, пошел к лестнице по каменным плитам широкого коридора и в конце его, в рамке под стеклом, увидел большую доску со списком преподавателей гимназии, где были указаны их специальности и классы, в которых они работали. Он остановился перед нею и вскоре уже знал фамилии всех педагогов VII «А» класса. И то дело. По этой доске он бы и раньше мог сориентироваться. Наверху стояло имя директора. Он был даже регирунгсрат. Список, чрезвычайно тщательно выполненный, был написан пером рондо, инициалы — красными чернилами.
Из близлежащих классов доносились приглушенные голоса.
Где-то там сидел толстый Август.
Того, что он, Клейтон, узнал, было вполне достаточно для письма в Канаду.
