и старуха. Корока пошла навстречу путникам: ничего серьезного, просто больная по дороге в Итабуну в поисках помощи. Не похоже, чтобы она была совсем плоха, раз шла своими ногами, а не за спиной в гамаке, как положено умирающей. Послышался издевательский смешок проститутки:
— И столько шума из-за зуба? Будить народ из-за такого пустяка? Просто наглость какая-то!
Мрачная и разъяренная, старуха за словом в карман не полезла:
— Я бы хотела на вас посмотреть, если бы с вами такое творилось, уважаемая. Уже три дня как бедняжка только и делает, что страдает без продыха. Это началось позавчера, и все болит и болит, все хуже и хуже. Нет покоя несчастной.
Она заговорила громче, чтобы ее услышали набежавшие зеваки.
— Мы идем в Такараш — может, там найдется божий человек, который вырвет ей этот зуб. А если нет, пойдем дальше, в Итабуну. Это моя дочь, его жена.
Указав на человека, хранившего молчание, старуха продолжила изливать душу:
— Я думаю, это порча. Была тут некая Апаресида, которая…
Ей не довелось закончить рассказ, резкий голос мужчины оборвал ее:
— Хватит! Болтаете вы слишком много.
У него был кинжал на поясе и ружье за плечами. Даже если бы старуха не сказала, все равно было очевидно, что несчастное создание — его собственность. Это становилось понятно по беспокойству и заботе, отражавшимся на его мрачном лице, смягчавшемся при звуке всхлипов. Он уставился на Каштора, который подошел, улыбаясь, и предложил помощь:
— Если вы ищете того, кто вырвет ваш зуб, хозяйка, то не нужно идти в Такараш. Я могу это сделать.
Мужчина спросил:
— Куда идти надо?
— На склад полковника Робуштиану, я там смогу осмотреть зуб.
— А ты что-то понимаешь в зубной боли? — Это был больше, чем вопрос: в тоне слышались подозрение и предостережение.
Каштор улыбнулся, выказав абсолютную уверенность:
— Понимаю, сеньор. Пойдемте, хозяйка.
По знаку мужчины они направились к складу какао; жагунсо расступились, позволяя группе пройти, — им тоже было интересно, чем закончится эта заваруха. Народу стало еще больше — пришли Педру Цыган, Бернарда, Лупишсиниу, Баштиау да Роза, подтянулись погонщики и работники. Они шушукались, искоса поглядывая на вооруженного мужчину. Плотник махнул рукой, Баштиау да Роза ответил тем же, будто соглашаясь. Они узнали этого угрюмого типа — он постарел и втюрился, став от этого еще опаснее. У Лупишсиниу мурашки по спине побежали, даже яйца похолодели — тут всякое могло случиться.
Тисау попросил женщину сесть на мешки с какао и открыть рот, но она и с места не сдвинулась, продолжая стонать и ожидая решения сарара, который снова спросил:
