Лицо широкое, бровей дуга тугая —
не сушат гордостью и злостью не пугают,
а сдобный, пухлый — будто влажный — рот
как розовый бутон, немотствуя, цветет.
В глазах обыденности круг еженедельный:
кухонный чад и пышный лад постельный.
И грусть, и страсть в таких глазах проста,
как ветка дерева, как дерево креста.
Пусть тем лирических в ней не найдет поэт,
но самый хмурый улыбнется вслед,
но самый скромный крадучись, как тать,
пытается под платьем угадать
ее интимные привычки и повадки,
ее округлости, и впадинки, и складки,
и плечи, гладкие такой добротной лепкой,
и грудь, богатую обильем плоти крепкой,
и выпуклый живот, и розы на коленях,
и роскошь белую дородного сиденья,
и в жаркой тайности уже поспевший плод
