Непуганое поколение | страница 65



Андрюха стал клясться-божиться, что ну никак не ожидал такого поворота событий. А кабы он знал, что все так обернется, то он бы к ней не то что под юбку не полез, он бы с ней и за версту на одном поле срать не сел.

Короче, решили: будем отвечать после стройотряда. Под конец сезона, после расчета соберем отряд. И ответим коллективным письмом. Где все подпишутся. И пусть тогда кто-нибудь скажет, что его при расчете за сезон обманули. Не выйдет.

А вот с прорабом надо что-то решать срочно. Прежде чем что-то делить, надо заработать и получить наличку, а уж потом думать, как раскидать, чтоб никого не обидеть.

Вечером, прихватив две бутылки самого дорогого коньяка, который только был в местном магазине, он пошел вместе с мастером наводить мосты. Домой к прорабу. Сначала дело не ладилось, но с третьей порции коричневой духовитой жидкости, налитой в граненые стаканы, они уже перешли на «ты».

– Да ты понимаешь, Амантай? Что меня заедает? – сверкая желтыми с прожилками белками узких щелочек глаз и сжимая стакан и челюсти, шумел Ким. – Что он меня не уважает! Меня, инженера!

– Я здесь один с высшим строительным образованием! – упоенно продолжает он. – Знаешь, как я учился? Заочно. А тут какой-то сопляк. Мне говорит. Да, ты колхозник. Да, я, ик, колхозник? Бр-р-р! – теряя нить размышления, пробормотал он. – Давай выпьем за нас. За умных людей. А то он. Колхозник! Оскорбил меня…

Хитрый кореец даже по пьянке не упоминал о главном. Пришлось Амантаю, тоже порядком поддавшему, самому предложить ему десять процентов, если все будет хорошо закрыто. Тут Ким сразу же проявил недюжинные способности в математике. Сошлись на том, что если он закроет нарядов на столько-столько и полстолько, то получит десять процентов от суммы. Ну а если закроет еще на четвертьстолько, то пятнадцать.

XII

Валерка Дершунин, чернявый, явно с примесью цыганской крови пацан, вылетел из комендантского взвода несколько месяцев тому назад. За недисциплинированность. Отправили его в стройбат, в роту. Дубравин потом несколько раз встречал его, идущего вместе с другими строителями, с объекта. Ему Валерку было жалко. Потому что никого на свете у Валерки не было. Вырос он в детском доме, где ребятишкам прививаются совсем иные ценности и навыки жизни. В силу такого своего воспитания и образования он был очень самолюбив и одновременно уязвим в своем самолюбии. Этим пользовались.

Так получилось, что в роте к Валерке подкатили не самые лучшие парни. Ранее судимый Лубыш да еще один, по фамилии Терентьев. Вот так они и составили троицу самоходчиков. Как только казарма засыпала, эти трое сваливали через дыру в заборе. Таскались по поселку, ходили в бараки к девкам. А там, естественно, пьянка, гулянка. Вот однажды и догулялись. Возвращались под утро в казарму. Встретили какого-то такого же подвыпившего мужичка. Попросили закурить. Тот их послал. Слово за слово. Они его послали. Мужик назвал их фашистами. «Ах, мы фашисты?» Ну и стали втроем мужика этого метелить. Так «били, били, колотили, что морду в ж… превратили». Короче, убили они этого мужика по пьяной лавочке. Забили до смерти.