Кур Лена накормила, пихая босыми ногами самых жадных, чтобы не лезли вперед. А как сделать так, чтобы и Кольку с Павкой, и козу Машку с козлятами, и соседского петуха не потерять из виду, да еще и морковь выполоть? Лена долго думала, наморщив шоколадный лоб, потом махнула рукой: «Будь что будет!» — и ушла в огород.
От перегретой земли пахнет сеном. Тонкие ростки морковки бессильно прилегли на грядах, перепутавшись с колючим осотом. Ох и вредная трава! Лена сначала окапывает пальцем твердый стержень осотного корня, потом осторожно вытаскивает его из земли. Нужно вытащить осотину целиком, не оборвав ни кусочка корня, иначе через день-другой на том же месте опять вылезут колючие ростки. Все остальное забыто.
— Мамка! Возьми на ручки! — шепелявя, просит за плетнем соседский Федька. Еще совсем недавно он был младшим в семье и его баловали, но теперь появился пятый, самый маленький братишка, и Федька разжалован в рядовые. — Ма… а… м! — тянет он капризно. — Ма… а… м, отнеси Витьку под елку!
«Вот хитрый, — подумала Лена, — и жадный какой! Это он опять хочет быть самым маленьким». Тут же она сообразила, что уже давно не слышно голосов Кольки и Павки. Не ушли бы в лес!
Подняла голову и, не удержавшись, села в борозду на колючие листья осота: прямо на нее внимательно и грустно смотрели блудливые Машкины глаза! С нижней губы у Машки свисал листок капусты, а за ее спиной резвились на грядах оба козленка и чья-то овца…
«Калитку не закрыла! Эх, голова!» — ахнула Лена и со всех ног кинулась выгонять четвероногое население огорода. Но козы вдруг забыли, каким путем они сюда пришли, и заметались по огороду как очумелые. Один из козлят прыгнул вверх и повис на плетне, запутавшись передними ногами…
Когда огород опустел, он напоминал поле битвы, по которому пролетела буйная кавалерийская атака. В плетне зияла дыра, пробитая козленком, и сквозь нее Лена увидела, как рябой петушишко со всех ног удирает от огромного, сверкающего, как медный самовар, соседского петуха…
Лена и не подумала их разнимать — не до того было. Она выскочила на улицу, уверенная, что с Колькой и Павкой тоже что-то случилось. Но они никуда не делись, только влезли в пруд по шею и, деловито пыхтя, купали в черной жиже кошку.
«Ведра по два на каждого надо, чтобы отмыть», — прикинула в уме Лена и, сев на ступеньку крыльца, заплакала от обиды. Может ведь так не везти человеку! Страшно подумать, что скажет ей тетя Нюра!
…А ничего не произошло. Только и сказала не то горько, не то насмешливо: «Эх ты, городская!» Не била, не ругала, не попрекнула куском хлеба. А ведь Лена знала, что на деревне многие осуждают тетю Нюру — посадила, мол, себе на шею лишний рот в такое-то время! Сумасшедшей зовут… Девочка затаилась, смолчала.
