Дорога кончилась, словно бы нырнув с разбегу на дно оврага, а по краю его шла хоженая, приметная тропа. Лена свернула на нее и пошла в Спасово.
* * *
И думать бы Лена забыла про дядю Гришу, если бы не два происшествия — вечером и утром на другой день.
Вечером, вернувшись из Спасова с солью, Лена никуда уже не пошла больше — дождь помешал. Надо бы вечером за сеном сходить в лес на просеку, да после дождя оно намокло. Машке тетя Нюра серпом по-за огородом нажала травы — обойдется. Вот и вышло, что вечер у Лены оказался свободным — делай что хочешь. Так бывало редко, и она даже не сразу придумала, чем заняться. В детском доме об этом и вообще думать не приходилось, там все известно заранее, а здесь одно дело другое за собой зовет, и даже странно, когда дела нет.
В палисаднике под окнами тети Нюры, как и во всей деревне, сами собой росли неухоженные цветы — розовые пахучие мыльники и желтые лакированные ноготки. Совсем такие, как в детском доме. Лена прополола клумбу, выбрала из цветов сорняки. Теперь надо было только загородить палисадник от нахальных коз, которые почему-то считали, что горькие ноготки куда вкуснее сочной и сладкой травы.
Лена набрала прутьев и неторопливо вплетала их в плетень, когда на улице послышался сначала хорошо знакомый ей «дикий» голос бригадирши Романовны, а потом — тети Фани Бородулиной, дяди Гришиной жены. Женщины сошлись возле Фаниного крыльца; Лена видеть их не могла, но слышала хорошо.
— На торфа, говоришь?! — высоким плачущим голосом выводила Фаня. — На торфа надо? А кто там работать у меня будет, ты подумала? Ведь у меня пятеро и один грудной, а мужик-то только слава одна, что живой с войны вернулся. Инвалид он у меня полный, по месяцу с печи не слазит!
— Инвалид он, как же! — пробасила Романовна. — А на базаре кто ложками торгует? Во всей деревне корова-то только у вас и есть. С голоду подыхаете!.. Вот коли бы бессовестные подыхать начали, первой бы тебе конец пришел, это уж точно! А на торфа пусть Григорий едет, и слышать ничего не хочу!
— Едет, едет… Да ты пойди посмотри на него, кому там ехать-то? Покойник он живой, третий день и есть-то ничего не может, не то что встать!
Женщины, видимо, пошли в дом, а Лена изумленно замерла с прутом в руке. Что за чепуха! Ведь она же видела дядю Гришу в лесу? Или не видела? Конечно, видела, это только Нонка говорит, что в лесу всякое «блазнится». Но ведь не может он одновременно и быть в лесу и не вставать с печи? Смутное, нехорошее подозрение тронуло душу Лены, словно она ненароком коснулась чего-то противного. Но разобраться во всем она не умела — слишком мало еще знала эту новую, так не похожую на городскую, жизнь.
