Фельдфебель, козырнув, умчался исполнять приказ. Штандартенфюрер тронул Грубера за плечо:
– Что-то случилось, Иоахим? – спросил он обеспокоенно.
– Одну минуту, герр Оттерс, – сквозь зубы проговорил гауптштурмфюрер, – прошу прощения, но эту ситуацию необходимо прояснить немедленно!..
Он с тревогой глядел в сторону хвоста колонны, где уже поднялась суматоха. Не прошло и минуты, как встревоженный фельдфебель подбежал к автомобилю:
– Ничего не понимаю, герр гауптштурмфюрер, его нигде нет! – он почти кричал, его лицо покраснело от волнения. – Я лично обежал всю колонну…
Штандартенфюрер покраснел от гнева, сердито глянув на Грубера, но ничего не сказал. Открыл дверь, вышел из автомобиля и, хлопнув дверцей, громко крикнул:
– Общее построение! Выставить караулы! – гауптштурмфюрер Иоахим Грубер второй раз в жизни почувствовал себя дураком. Он вспомнил, где видел этого «простого немецкого парня».
* * *
Иван видел все благодаря хорошо выбранной позиции. Ему легко удалось исчезнуть в лесу из-за поднявшейся суматохи. Удивительно, но дотошные и педантичные немцы не обратили внимания на его исчезновение. Прочесывая лес, они криками вспугнули затаившегося мальчишку с крыльями, тот выпорхнул из ямы и взлетел над лесом. Страшно было наблюдать за его полетом над этим глухим, богом забытым лесом. Конкин испытал странное ощущение, словно все происходящее вокруг нереально, но быстро одернул себя. Все вокруг было реальным: и этот лес, и мальчишка, и немцы, которые, отчаявшись догнать «ангела», беспощадно расстреляли его в воздухе, что удалось им далеко не с первой попытки, а затем куда-то уволокли его замученное тело.
Видел Иван и их отступление из леса, больше смахивавшее на позорное бегство. Нагруженные телами убитых и ранеными, они вышли цепочкой, не устроив даже переклички, так что Конкин понимал – его уход остался незамеченным. Особой радости он не испытывал: измотанный постоянным напряжением, он прежде всего нуждался в отдыхе. Да и пережитые накануне воспоминания не прибавляли ему особой жизнерадостности.
Иван присел на травку и вздохнул. Сидя на склоне высокого холма, он видел, как немцы погрузились в ожидающую их колонну автотехники, тронулись и поехали вперед. Конкин снял эсэсовский рюкзак, хозяйственно прихваченный им в стане врага. Достал термос, который оказался до половины заполненным уже несвежим куриным бульоном. Не поморщившись, выхлебал его, как есть, чуть теплый, с застывшим жиром. Нашел в рюкзаке бумажный сверток, в котором оказались бутерброды с колбасой. Ваня набросился на трофейное пиршество, наслаждаясь вкусом немецкой колбасы и пытаясь вспомнить, когда в последний раз он ел так вкусно. Попутно он рылся в рюкзаке убитого на его глазах человека, не испытывая при этом ни малейшей брезгливости. Судьба распорядилась так, что ему достались вещи немца, оказавшего отпор своим озверевшим соплеменникам, так что он старался отнестись с уважением к памяти убитого. Впрочем, ничего ценного в рюкзаке не было, он сложил все обратно и аккуратно поставил вещмешок у корней раскидистой сосны, надеясь, что когда-нибудь вернется сюда, чтобы почтить память Степана Коловрата и немца Петера, дезертирством которого он так удачно воспользовался.
