Мы тотчас сели за белоусовский компьютер и бросили Насте письмо, в котором просили уточнить, что может значить Чили на тайном языке аненербевцев. Белоусов по своему обыкновению уселся ждать ответа перед горящим дисплеем. Это еще одна привычка моего друга наряду с вопросами, на которые сам же он тут же отвечает, – Александр Федорович почему-то считает, что все, кому он пишет по Интернету, непременно только тем и заняты, что сидят возле экранов и ждут писем, чтобы тут же на них отвечать.
И куда нам все же плыть?
Я безуспешно в который уже раз пытался разубедить Белоусова, используя для этого возможность позвонить Насте хотя бы с просьбой посмотреть почту, но Александр Федорович упрямо смотрел на дисплей, где – 1:0 не в мою пользу, – почти сразу же появилось сообщение от Ветровой. И Настя нас не разочаровала:
...
Настя.
Дорогие друзья!
В Вевельсбурге каждому ребенку известно, что в тайнописи Аненербе за словом «Чили» прячется слово «Азия». Так что полет в Америку отменяется. Куда летим?
– Да, – многозначительно проговорил Белоусов. – И что теперь делать?
– Думаю, что нам следует каким-то образом проанализировать имеющиеся факты, чтобы понять, в какую часть Азии нам следует направиться. Разве нет?
– Постойте, Рушель, сами мы ничего не решим. Предлагаю подключить к мозговому штурму всю нашу бригаду.
Большой совет
Именно так мы и поступили, собравшись на следующий день уже в особняке Петровича. Опаздывал только Мишель Мессинг – отец Алексии и дважды дедушка. Впрочем, все уже привыкли к привычке Мессинга никуда и никогда не приходить вовремя, и его задержка даже не обсуждалась. Все смиренно ждали явления Мишеля. Хотя слово «смиренно» для нынешнего момента, равно как и для прошедших трех лет, не очень подходило к особняку Петровича. Причиной же этого «не-смирения» были дети Алексии и Петровича, внуки Мишеля и крестники Насти и Белоусова – близнецы Полька и Колька.
Полька и Колька – сущие индиго
Наблюдая за детьми хотя бы четверть часа, незнакомый человек мог бы решить, что они неадекватны. Вот и сейчас, стоило нам всем усесться вокруг стола в нижней гостиной особняка, как откуда-то словно ураган налетел Колька, проскакал по шкафу мартышкой, взорвал хлопушку над головой Белоусова, запустил в кошку огрызком яблока (животное даже не дернулось) и только после всего этого, получив легкий шлепок от отца, утихомирился на спинке кресла. И когда уже казалось, что наступила тишина и воцарился покой, в гостиную въехал украшенный клубными цветами петербургского «Зенита» трехколесный велосипед, на котором, звеня в звонок, восседала Полька. При этом Полька пела во все свое трехсполовинойлетнее горло:
