Несколько раз мы подолгу беседовали с Юлием Борисовичем. Это было в 60-х, 70-х, 80-х годах. Он подробно рассказывал о работе в Физтехе, о военном времени, об А. Ф. Иоффе, об И. В. Курчатове, но стоило завести речь о ядерном оружии, тут же замолкал. «Нельзя, – говорил он, – но обещаю, что при первой возможности это сделаю…»
И вот однажды у меня дома раздался телефонный звонок. Голос Харитона:
– Помните, вы просили рассказать о первых испытаниях?
– Конечно, – неуверенно ответил я, так как, признаюсь честно, подзабыл о нашей договоренности.
– Пожалуй, теперь можно, – сказал Юлий Борисович. – Если не возражаете, я сейчас приеду…
Было начало восьмого утра. Я понял, что академик звонил с вокзала, куда только что пришел поезд из Арзамаса-16.
Через полчаса Юлий Борисович приехал. Пили чай. Разговаривали не только о первом испытании.
Как всегда, Юлий Борисович начал с воспоминаний о Курчатове:
– Он всех нас привлек к урановому проекту. Когда все началось, он приехал ко мне и попросил возглавить «филиал Лаборатории № 2», то есть заняться взрывчаткой, плутонием, конструированием атомной бомбы. Мы были вместе с Яковом Борисовичем Зельдовичем. Он стал Главным теоретиком. Уникальный человек…
– Мне посчастливилось встречаться и беседовать с ним. Но он не говорил о создании бомбы, хотя я его упрашивал это сделать…
– Не имел права… Вы еще молоды и не до конца понимаете, что означала в те годы «секретность».
– Однажды я уже «прикоснулся» к этому, когда писал об академике Бочваре и о «корольке плутония», который он получил… Я попросил его хотя бы в общих чертах рассказать об этой работе, но он резко ответил: «Ни за что! Я в своем кабинете об этой проблеме говорю лишь с ограниченным числом сотрудников и никогда слово „плутоний“ не употребляю!» А потом для пущей убедительности добавил: «Да я и не знаю этого слова!»
– На Бочвара похоже. Мы многие годы не только работали вместе, но и жили по соседству на улице Горького… Его понять можно. Время было такое – лишнее слово могло стоить жизни. Мы привыкли к секретности и принимали ее как должное и необходимое… Большое счастье было работать с Яковом Борисовичем Зельдовичем, а потом и с Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Это два совершенно фантастических человека. Я преклоняюсь перед ними как перед учеными и как людьми.
– У вас были сомнения, что первая бомба, ну, не получится, что ли, не сработает?
– Нет. То количество плутония, которым мы располагали, свидетельствовало: так и будет, как мы рассчитывали. Провала мы не боялись. Экспериментально все было проверено. Помню такой эпизод. На одной из сборок на стенде, где шли окончательные проверки, появился Л. Б. Ванников. Подходит он поближе – и счетчики начинали считать. Он был крупный мужчина, масса большая – вот часть нейтронов и возвращалась. Он подходит и отходит, счетчики считают… Ванников возглавлял инженерную часть проекта. Перед войной он сидел. Потом его освободили – выдающийся был организатор. И во время войны, и в нашем проекте… Так вот, во время этого эпизода мы поняли: бомба обязательно сработает.
