– Ну, такой глупости я уж точно не совершу! – радостно усмехнулся дон Хуан. – Я никогда не произнесу такой нелепой клятвы! «Пусть Господь покарает меня рукой мертвеца…» Что за выдумка! Спасибо, что предупредил меня, полночный гость! Но я хочу знать, что же будет потом, если я все-таки совершу все три роковых поступка?
Черный человек помолчал. Затем снова послышался его негромкий, словно потусторонний голос:
– Даже совершив все три роковых злодеяния, ты останешься безнаказанным и неуязвимым до тех пор, пока сам искренне не принесешь Богу покаяние в своих грехах.
– Уж этого-то Всевышний от меня не дождется! Что ж, придется вечно жить без исповеди и святого причащения…
Дон Хуан рассмеялся, ликуя. И вдруг замолчал, потрясенный отголосками эха, которое заметалось по кастильо. Это был точь-в-точь хохот дона Педро, тот раскатистый, жуткий хохот, что преследовал де Тенорио по пятам во время его бегства из королевского замка…
По телу дона Хуана потек ледяной пот, а незнакомец в черном между тем торжественно закончил:
– И тогда, когда ты раскаешься, вся жизнь твоя пойдет прахом и рука мертвеца поразит тебя и отправит в чистилище!
Будто завороженный, дон Хуан вглядывался в бездонную глубину черного агата, а когда поднял взгляд от перстня, то увидел, что незнакомца уже нет в комнате.
Дон Хуан кинулся догонять того, кто называл себя хранителем Грааля. Он хотел знать больше. Тенорио стремительно пересек патио, схватил факел, горевший в нише у ворот, распахнул калитку…
Перед ним, в ярком свете факела, возле самых ворот кастильо лежал труп севильского перекупщика Натана Бен Иегуды. Из груди еврея, одетого в серый плащ, торчала рукоять кинжала.
Незнакомец исчез.
Дон Хуан уснул только под утро и проспал до самого вечера. Разбудил его громкий стук в ворота кастильо. Еще не проснувшись как следует, дон Хуан решил, что никакого ночного визитера и в помине не было, что все это привиделось ему во сне. Точно так же, как в свое время привиделся ему святой Тельмо. Но, взглянув на правую руку, королевский обер-келлермейстер увидел на пальце перстень с черным агатом.
Стук чугунного кольца о калитку продолжался. Дон Хуан подошел к окну и увидел, как слуга Пако отворяет ворота. Пресвятая Дева… Под окном в сопровождении нескольких рыцарей стоял не кто иной, как государственный канцлер дон Хуан Альфонсо д’Альбукерке.
Тенорио, наскоро одевшись, поспешил вниз, где был довольно бесцеремонно посажен в знаменитую карету канцлера – самую первую на всем Пиренейском полуострове.
