Отсюда самое гармоничное единство духа школы и самое поразительное разнообразие, когда-либо возникавшее в пределах одного направления искусства.
Голландскую школу в целом называют жанровой. Но разложите ее на составляющие элементы, и вы различите в ней мастеров групповых сцен, пейзажистов, анималистов, маринистов, художников, пишущих официальные картины, натюрморты. В каждой из этих категорий существует почти столько же жанровых разновидностей, сколько темпераментов — от поклонников живописности до идеологов, от копиистов натуры до ее истолкователей, от любителей путешествовать до домоседов, от юмористов, которых привлекает и забавляет человеческая комедия, до тех, кто бежит от нее, от Брауэра и Остаде до Рейсдаля, от невозмутимого Поттера до неугомонного насмешника Яна Стена, от остроумного и веселого ван де Вельде до угрюмого и великого мечтателя, который, не сторонясь их, тем не менее ни с кем из них не знался, никого не повторял, но всех объединял в себе, который, казалось, писал свою эпоху, страну, друзей, самого себя, но, в сущности, писал лишь какой-нибудь неизведанный уголок человеческой души. Я говорю, разумеется, о Рембрандте.
Какова точка зрения, таков и стиль, а каков стиль, таков и метод. Если оставить в стороне Рембрандта, представляющего исключение как у себя на родине, так и везде, как для своего времени, так и для всех времен, то нельзя не заметить, что в голландских мастерских царили лишь один стиль и один метод. Цель одна — подражать тому, что есть, заставить полюбить то, чему подражаешь, ясно выражать простые, живые и правдивые чувства. Стиль, таким образом, приобретает простой и ясный принцип. Законом ему служит искренность, долгом — правдивость. Его первое условие — доступность, естественность, выразительность. Это вытекает из сочетания таких моральных качеств, как непосредственность, настойчивость, терпение и прямолинейность. Можно подумать, что домашние добродетели перенесены из частной жизни в искусство и одинаково помогают и хорошо вести себя и хорошо писать. Если отнять у голландского искусства то, что можно назвать честностью, то вы перестанете понимать его жизненную основу и не сможете определить ни его нравственного облика, ни его стиля. Но так же, как в обычной жизни есть движущие силы, ее возвышающие, так и в этом искусстве, считающемся столь привязанным к практической стороне жизни, в этих художниках, заслуживших в большинстве репутацию близоруких копиистов, чувствуешь возвышенную и добрую душу, верность правде, любовь к реальному. Все это придает их произведениям ценность, какой изображенные на них вещи сами по себе как будто и не имеют. Отсюда и идеал этого искусства, идеал, мало кем замеченный, а подчас и пренебрегаемый, но несомненный для того, кто хочет его понять, и очень притягательный для того, кто умеет его ценить. Временами одна крупинка более пылкой восприимчивости делает этих художников мыслителями, даже поэтами. При случае я скажу, какое место в наглей истории искусства я уделяю вдохновению и стилю Рейсдаля.
