“Что?” - наконец спросила Грэм, чувствуя на себе взгляд.
“У тебя самые прекрасные глаза”, - прошептала Анна.
Грэм слегка покраснела. “Шрам, - начала она нерешительно, - очень ужасен?”
Анна провела пальцем по шраму, наконец уступая желанию прикоснуться к этому милому лицу. “Нет. Я почти его не замечаю, но он напоминает мне о том, что тебе пришлось пережить. Все, чего я хочу, это забрать у тебя страдания. Я бы все отдала, чтобы изменить то, что с тобой случилось”, - тихо закончила она.
“Почему?”
“Я не знаю, Грэм, - ответила она, близость между ними заставила ее говорить откровенно. - Я знаю лишь, что когда смотрю на тебя, я хочу узнать тебя, узнать, кто ты, что ты чувствуешь, что делает тебя счастливой, и я знаю, что больше всего на свете я не хочу причинить тебе боль. - Она засмеялась и задрожала. - Я не понимаю, почему, но я говорю тебе, что чувствую”.
Страстное признание Анны глубоко тронуло Грэм. Она не сомневалась в ее искренности. Она слышала слезы в ее глазах. Внезапно она почувствовала борьбу желаний. Она больше не могла отрицать сильную реакцию на прикосновение Анны. Ее ноги дрожали, а кровь активно пульсировала в районе живота. Это было желание, и этот факт был пугающим.
Грэм осторожно отстранилась, ее лицо снова стало непроницаемым.
“Ты очень добрая женщина”, - спокойно сказала она.
Анна смотрела на нее растерянно. Доброта? Что бы она ни чувствовала к этой женщине, это было значительно больше, чем доброта! Она почувствовала отстраненность Грэм, так же, как тогда в саду. Быть так близко к ней, и в следующий момент потерять эту связь, оставшись с ноющей пустотой внутри, которую было сложно вынести.
“Если я поем, ты позволишь мне вернуться к работе?” - спросила Грэм, отходя в сторону.
“Конечно”, - грустно ответила Анна.
На следующее утро Хэлен с трепетом вошла в музыкальную комнату. Анна была подавлена весь предыдущий день после разговора с Грэм. Единственным ее комментарием было: “Она немного поспала и обещала поесть. Если она этого не сделает, позови меня”. Затем Анна вышла в сад и сосредоточенно проработала целый день. Когда после захода солнца она наконец появилась в кухне, она села на стул с полузакрытыми глазами. Прежде, чем Хэлен удалось заставить Анну поесть, ей пришлось заверить ее в том, что она забрала поднос Грэм пустым. Когда Анна шла спать, Хэлен была уверена, что видела слезы на ее щеках. Хэлен начала опасаться, что они обе делают себе только хуже.
