Хроники незабытых дней | страница 33



Я повернулся к Маклаку: — Ну что, будем ждать или потопаем? Маклак взглянул на вновь посеревшее мутное небо, потом на Лёху, с остервенением дёргавшего в двигателе какой-то рычажок и, не вынимая «северок» изо рта, крикнул: — Лёха! Ты скоро? В ответ раздалась длинная тирада, из которой, если отбросить эмоционально-окрашенную лексику, можно было понять, что тот и сам не знает. — Догонишь, — бросил ему Маклак, выплюнул папиросу и выдохнул уголовной присказкой: — эх, ноги, мои ноги, несите мою жопу! — Как водится у нас на Руси, он уже отсидел два года за пьяную драку, набрался лагерного фольклора, но к чести его, надо сказать, битого урку из себя не строил. Запахнув ватник на широкой, почти всегда открытой морозу волосатой груди, и натянув поглубже ушанку, он, не оборачиваясь, зашагал по едва проступавшей под снежными заносами дороге. Я ещё раз обернул вокруг шеи засаленный шарф и двинулся за ним, стараясь ступать в след, шагая как на ходулях: казённые, гигантского размера валенки, не давали ногам сгибаться в коленях. Я слегка поотстал.

Путь наш лежал через выбеленное снегом поле туда, где маячила верхушка чёрной банной трубы, неподалёку от которой располагалась пивная — вожделенный приют всех сирых и убогих, место творческих встреч окрестного пролетариата и конечная цель нашего сегодняшнего похода.

Я шёл, не спуская глаз с большой и надёжной, как железная кровать спины Маклака, прокручивая в памяти события последних лет.

Вернувшись в Москву после окончания школы в Йошкар-Оле, я с трудом поступил на вечернее отделение Института иностранных языков и, если бы не проректор — старый друг отца, не видать мне этого престижного заведения. Провинциальная школа не могла дать знаний, необходимых для поступления в столичный вуз, к тому же в старших классах я больше занимался спортом и уличными разборками, чем учёбой.

Купив у фарцовщика зауженные джинсы и отрастив причёску «а-ля Тарзан», запрещенную в школе, я без промедления влился в нестройные ряды чуваков и чувих, шлифующих по вечерам тротуары улицы Горького, то бишь «Бродвея». Перевоплощение провинциального хулигана в московского пижона произошло на удивление безболезненно, так угрюмая куколка по закону эволюции становится бабочкой, хотя, возможно, и её генетическая память хранит воспоминания о малоприятной юности.

Конечно появились новые институтские друзья, отпрыски номенклатурных фамилий, жившие весело и беззаботно. Они быстро обучили меня тонкостям обращения со столичными девицами и уже первые успехи на этом поприще окрыляли. Учился я четыре раза в неделю, работу корректора брал домой, и свободного времени хватало. Так в ритме рок-н-ролла пролетели два года. Конечно, приятно дождливым осенним вечером, обогнув очередь страждущих у кафе «Метрополь», уверенно постучать в стеклянную дверь.