Остался вопрос о сословии. Поскольку крестьянином я никогда не был, а звание старшего офицера, пусть даже в прошлой жизни, как-никак позволяло претендовать на жалованное дворянство, пришлось выбирать компромисс:
— По происхождению мещанин, — если не изменяет память, простой горожанин. Я прикинул, такой генезис в вольном толковании не так уж далек от истины. — По вероисповеданию — православный.
Заминки в ответах сильно не понравились околоточному. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, если человек не может быстро и вразумительно ответить на элементарные вопросы касаемые его самого, значит, он, скорее всего, банально врет.
Выражение лица Селиверстова с обманчиво-простодушного в одну секунду сменилось на напряженно-хищное. Сыщик почуял добычу и, скорее всего, решил, не теряя даром время, примерить меня на последнее убийство. Уже без улыбки, он холодно продолжил допрос:
— Из какой местности изволили прибыть, любезнейший и когда?
— Не далее как вчера вечером из Казани, — ответ родился сам собой. В Казани я служил много лет назад после окончания военного училища. Оставалось надеяться, что когда совсем придавит, география города вспомнится сама по себе.
— Значится из Казани, — повторил за мной околоточный, задумчиво покачивая головой. — Издалече, однако. Не утомились, дорогой-то? — и не дожидаясь ответа, приторно продолжил: — А документик, личность удостоверяющий, какой у вас имеется?
Гаже вопроса придумать было сложно. Я ни сном, ни духом не ведал, какими документами здесь должен располагать добропорядочный обыватель.
— Документов в настоящее время показать не могу. В силу определенных обстоятельств их у меня просто нет.
— Так, так, так, интересненько, — покачал головой Селиверстов и неожиданно подскочив, грозно рыкнул:
— Очень печально-с!.. Для тебя, голубь, печально! — фамильярный переход на «ты» оптимизма мне не добавил.
— Ну, что ж… Направим-с нарочным запросы в департамент, а тот, в свою очередь запросит Казань и Вышний Волочек. А тебе, мил человек, покудова придется поскучать. Да только уже не у нас в гостях, а в центральной городской тюрьме, — вкрадчиво вымолвил он и выжидающе вперился в меня.
По логике околоточного, теперь должен был последовать мой вопрос о сроках хождения запроса. Но именно потому, что полицейский явно на это нарывался, спрашивать я не стал. Повисла хрупкая тишина, разбавленная лишь скрипом пера и шуршанием бумаги, на которой старательно сопящий помощник Селиверстова старательно фиксировал наш диалог.
