С этими словами он прыгнул в лодку и поплыл к острову. Люгер проводил его проклятиями и ругательствами, которые так и не были произнесены вслух.
* * *
На следующее утро Стервятник возвращался в поместье в отвратительном расположении духа. До сих пор его охватывала дрожь при одном лишь воспоминании о кошмарной любовнице, с которой ему пришлось провести ночь. Она была требовательна и ненасытна, а Люгер даже не мог послать ее к дьяволу… Ее тело оказалось отвратительным, жалким и безобразным, как тело какого-то безволосого животного, однако она дала ему выпить зелья, ненадолго сделавшего мир гораздо более сносным.
Теперь Люгеру представлялось, что карлица владела темным искусством извращенной любви, которое осталось бы недоступным и непонятным ему в ином, менее смутном состоянии сознания. Но той ночью он сумел сделать то, на что был бы совершенно неспособен при других обстоятельствах…
Пробуждение было ужасным. В утренних сумерках карлица показалась ему еще более уродливой, чем при тусклых вспышках огня в медных светильниках. Вдобавок она унесла с собой черный сосуд с его семенем…
Он ненавидел себя за совершенную губительную глупость. Суеверный ужас, который Люгер теперь испытывал, заставил сожалеть о том, что он слишком доверился такому обманчивому советчику, как безликий монах из сновидений…
Люгер терялся в более чем неприятных догадках. Какому мрачному колдовству могла послужить его собственная плоть? В какое рабство он отдал себя этой ночью? Не слишком ли высока была плата за капризного и непонятного помощника, которым он хотел обзавестись?.. Его тошнило при мысли о смертельных узах, которыми он, может быть, до конца своих дней привязал себя к Гикунде…
Глава шестнадцатая
Слепой на дороге в Фирдан
В двадцать восьмой день двенадцатого месяца 2994 года от рождения Спасителя Люгер отправился в дальний путь.
Половину предшествующей ночи он провел, наблюдая за светилами и производя кое-какие астрологические расчеты. На два месяца вперед взаимное расположение звезд и планет могло оказаться для него исключительно неблагоприятным, но двадцать восьмой день был далеко не самым худшим. Равнодушные цифры и небесная механика, безразличная к судьбам, определяемым вечным движением сфер, вынесли ему неутешительный, однако и неокончательный приговор.
Гораздо хуже был приговор, который он прочел утром в преданных и тоскливых глазах Газеуса. Старая кормилица была вне подозрений, но даже ей Люгер не сказал об истинной цели своего путешествия, прежде всего для ее же блага.
