— Во веки веков, аминь!
Теперь, в свою очередь, изумился Бронислав:
— Вы знаете польский язык?!
— Знает, а как же, знает,— ксендз Леонард пришел в себя и крепко обнял его.— Я только с ней и говорю по-польски.
— Я пять лет не слышал польского слова!
— А я одиннадцать. Если не считать того, что я сам говорю Серафиме.
Он отстранил от себя Бронислава, внимательно всмотрелся в него.
— Наслышан о тебе, сын мой, наслышан, рассказывали люди, что в Старые Чумы привезли ссыльного, поляка... Хотел даже поехать, познакомиться, но куда там, в оба конца — три дня езды, а тут у меня огород...
Он был среднего роста, худ, лысоват, плешь, прикрытая круглой шапочкой, большой, тонкогубый рот и необыкновенные, непропорционально большие на тощем личике синие глаза, с детским, совершенно не пастырским выражением.
— Вот, слава богу, в пятницу такую рыбину поймал,— воскликнул он.— Уха будет что надо!
— И пирог с рыбой тоже,— добавила Серафима, уходя на кухню.
Вторая комната была спальней, гостиной и кабинетом, на полках у стены громоздились вороха старых польских газет. Здесь ксендз начал его расспрашивать.
Бронислав намеревался было рассказать о себе очень коротко, но, глядя в детские глаза Серпинского, видя его неподдельный интерес, разговорился. Услышав, за что Бронислав приговорен, ксендз погрустнел.
— Ты, должно быть, неверующий? — спросил он тихо.
— Сам не знаю. То мне кажется, что я верю, то нет. Я не думаю об этом.
— Это хорошо, очень хорошо,— почему-то обрадовался ксендз.— Сомнения приведут тебя к богу.
Они вышли в сад. Бронислав увидел ряд молоденьких яблонь, усыпанных поспевающими плодами, и растрогался. Он впервые встретил в Сибири яблони!
— Просто удивительно. И так много! — он сосчитал.— Двенадцать. Апостольское число. Почему так?
— Они и есть апостолы,— радостно объяснил ксендз Леонард.— Ведь в здешних краях совсем не знают яблок.
Он рассказал, как десять лет назад ходил по тайге и искал дикие сибирские яблони. Ему говорили, что они растут на лесных опушках и по берегам рек. Нашел молодые, пятилетние, и в октябре пошел выкапывать. К его изумлению, яблони стояли уже без листвы, но с красными как вишенки плодами. Он выкопал их и пересадил в хорошо унавоженные ямы. А еще через год привил. Ухаживал не жалея сил, и вот результат. Слух об этом распространился, теперь из деревни люди приходят, смотрят, тоже хотят завести.
— А как их называют?
— По-разному. «Ранетки Серпинского» или «любимицы ксендза Леонарда».
