Из тумбы под аппаратуру, которую смастерил Дэн, неслось A Whiter Shade of Pale, скворец и попугай поглядывали из своих клеток. Кэрол оголила белое плечико из-под черного платьица. Дэн тут же обслюнявил его, но она сдержалась, и ее даже не передернуло. Рука потянулась к соску, неприятно ущипнула мертвенно-бледный ореол и стала сползать к промежности. Какое счастье, что она заткнула пенис в промежность. Пусть даже в таком положении упругий изгиб выпирал за пределы влагалища на полдюйма; растревоженные зельем, но заторможенные на периферии чувства Дэна не сообщили бы ему ничего необычного. Так и вышло: он прошлепал по ней руками, похожими на рыбу, задыхающуюся в поисках недостающей влаги, жидкости, в которой можно дышать.
Он запыхтел ей в ухо, и дыхание его было таким тяжелым и пенистым, что Кэрол представилось, как через ушную раковину к ней в мозг просачиваются толпы микроорганизмов. Она осталась довольна, когда его пальцы снова поползли вниз и принялись цепляться за бедра и ягодицы, как будто Дэн с трудом распаковывал целлофановую обертку какого-то крупного предмета.
Однако не стоит забывать… что распустила руки и Кэрол. Наманикюренными пальчиками она искала на теле Дэна точки силы и роднички чувственности. Они порхали по узким бокам, прихватывали за тощие бедра, мальчишечьи булочки и снова возвращались к лицу, все еще покрытому юношеским пушком. Кэрол толком не обдумывала, что должно произойти, она просто безвольно следовала инстинкту, но руки-то знали. Как хищники на охоте, они бродили, нарезали круги, замирали в засаде за грудной клеткой или тазовой костью и снова выскакивали, чтобы рыскать по двуполой стране. Руки Кэрол чувствовали покорность, податливую природу Дэновского тела. Добравшись до армированного воротничка, она, наконец, прогнусавила: «Пойдем наверх».
Проходя мимо низкого кофейного столика, который Кэрол задвинула под узкую ступеньку, Дэн протянул руку и стащил пластиковую упаковку с четырьмя знакомыми красно-желтыми цилиндрами, чтобы в последний раз испить пива Lamot.
В спальне она стала крутить пируэты. Платье полностью слетело с ее узких плеч, а она все крутилась и грубыми резкими движениями терла груди, бедра и лобок так, как она хотела, чтоб ее ласкали. Это было единственное, что она могла сделать, дабы пригнуть свой член, готовый вздыматься, как знамя, во славу ее неожиданной победы и обретенного суверенитета. Эдак она возбудилась.
Она пропустила меж ног обитый материей угол ночного столика и прижала промежность к акриловой поверхности радиобудильника. Она сидела зажатая, трепещущая, внутри нее бушевали цунами возбуждения — набирающий силу прибой и сокрушительная отбойная волна, — и смотрела, как Дэн, стреноженный собственными портками, шатался, вместо того чтобы раздеваться, и в итоге рухнул набок, треснувшись башкой о дощатые жалюзи стенного шкафа.
