было уже, как минимум три, а может и пять сантиметров. Розовато-коричневый чехольчик оттягивался назад, открывая маленький гриб с сухим глазком посредине.
Это пенис, решила Кэрол.
— Женщина с пенисом в нашем обществе — это невероятно, не так ли? Я вас спрашиваю!
Профессор стал раздражительным, я сидел перед ним как ученик.
— Нет, полагаю, это не так.
— Значит, это не так. Отчего же вы так «полагаете»?
Поезд прогромыхал через полустанок. Я успел выхватить взглядом цветочную клумбу, толстого портера, покачивающуюся вывеску, и за окном снова стемнело.
— Что ж, я полагаю, все возрастающая эмансипация женщин на протяжении этого столетия определила — хотя бы в качестве метафоры — то, что они приобрели некоторые мужские характеристики.
— Половые характеристики? — В голосе его опять появилась неприятная нотка.
— Возможно. — Я постарался произнести это уклончиво, так, чтобы ему понравилось, с юмором. Но он шутить со мной не собирался.
— Я полагаю, ваши высказывания весьма банальны. Ошибка, которую молодые люди очень часто допускают в подобных вопросах. Случается, что их видение сексуального ландшафта сводится буквально к попытке стереть из виду горный массив гинекологии. Вы говорите о какой-то метафорической бабе с яйцами, я же толкую о ебаном пенисе, сраная твоя башка, и «ебаный» в данном случае атрибутов более чем уместный, потому что речь идет о хере, которым можно кого-нибудь выебать. Я говорю о твердом, упругом штыке в кровеносных сосудах, с багровой налитой головкой, выстреливающей в тебя молофьей, пуляющей жизнью, зарядами бытия! Боже, что за благородный вид! Насколько же компания мужчин предпочтительнее женского общества! Не так ли? Не так ли, я спрашиваю?
— Да, безусловно.
— Лишенная эротического подтекста связь между мужчинами, не правда ли? То, что родственные нам души называют братством.
— Да, да, я согласен.
— Чем меньше эротики, тем лучше, разве не так?
И он сопроводил эту уловку замаскированного под вопрос утверждения еще одним неприглядным поерзыванием, которое волной поднялось по позвоночнику от основания до кончиков ореховой шевелюры. Ирония была в том, что, по мере того как обличье его приобретало все больше двуполых характеристик, голос его крепчал и становился все глубже.
— Да, — ответил я, — чем меньше эротики, тем лучше.
— Вот именно. Носить эти кандалы, заставляющие кусать подушки, забивать себе голову всякой чепухой и топорщиться наши ширинки — это не для нас, не так ли, драгоценный вы мой?
