«Не знай я вас хорошенько, Сабуров, подумал бы, что вы нарываетесь на вызов. Вы невежливы уже ко мне, защищающему неприкосновенную особу».
«В том-то и дело, князь, что вы всерьез готовы верить в его неприкосновенность. Я ни на волос этого павлина не считаю таковым. Кто вторгался в чужую страну, дабы похитить человека? Очень его-то самого трогала суверенность герцогства Баденского? Когда им надобно для исполнения преступных замыслов, а иных замыслов, замечу, у них и не бывает, они без спросу вламываются в наши дома и топчут ковры грязными сапогами, и хватают пироги на нашей кухне. Мы же должны ждать, чтоб о нас доложили, сидим не больше пятнадцати минут, а коли нас не желают принять, оставляем красивый кусочек золоченой картонки. Почему? Только потому, что мы хорошо воспитаны? Речь о манерах может идти, когда манеры, знаете ли, обоюдны».
«Я понимаю ваши чувства, Сабуров, — собеседник во время спохватился, что переходит на французский. — Но нельзя самим уподобляться тем, кто поступает неблагородно».
«А коли вы встретите в лесу медведя, вы ему станете кланяться? Не станете, да не только потому, что не ждете от медведя ответного поклонца. Вы понимаете, что сие не имеет смысла. А нонче — не хотите понимать. Полноте, князь, для чего они навесили на себя все эти титулы королей да герцогов? Пустого тщеславия ради? О, нет. Они хотят прикинуться нами, но они — не мы. У них нет чести, чтоб прикрыть сей изъян, они и бряцают тем, что по правде не может быть в их глазах ценно. Зачем он сюда приволокся? Я не верю, что Бонапарту надобен мир!»
«Бонапарт — человек практической складки. — Долгоруков, а это с ним говорил наяву и во сне Роман Кириллович, тонко улыбнулся. — Да, бедолагу Мака он разбил, но ведь и себя истощил донельзя. Четыреста верст гнать людей маршем под дождем и снегом! Ищет мира, потому что не хочет быть разбитым, все понятно. Он отведет войска за Рейн, мы выторгует обратно Вену и войне конец».
«Он не отведет войск за Рейн. Предложенье мира — обман, потому что Бонапарт, знаете ли, хозяин своему слову: хочет — дает, хочет — обратно берет. Он не желает, чтоб мы торопили Леонтия Леонтьевича идти на соединение».
«Да нам и не нужно с ним соединяться! Увидите, настает черед дипломатии».
«Я много чего увижу, князь. Вы — тоже. Право, как же мне охота свернуть этому липовому герцогу шею своими руками — не только за герцога настоящего, не только за Бурбона, но и за Жоржа Кадудаля».
