Ей несколько раз удавалось спасти доверчивого лопоухого декоратора на краю гибели, выбросив в мусоропровод отливающее весенней зеленью мясо и оптимистично потолстевшие консервные банки с грибами и кукурузой.
— Зачем ты это купил? Переведи! — иногда интересовалась Лёка. — Посмотри, сыр заплесневевший…
Кирилл растерянно разводил руками:
— Продавали…
— Тебе можно всучить что угодно! — сердилась Лёка. — Даже синильную кислоту вместо уксуса!
Однажды за рубежом Кирилл сел в поезд, идущий не в ту сторону, и в недоумении проснулся уже на территории Германии, разбуженный контролером… Пришлось объясняться в полиции.
Как он может жить? — нередко задумывалась Лёка. За ним все время кто-то должен присматривать, а то он отравится вместо Питера в Петропавловск-Камчатский, вместо печенья к чаю купит кабачки, потому что их ему дадут, заблудится в Парке культуры, устроит пожар, забудет закрыть воду и затопит квартиру… Очевидно, его спасает Небо… А еще жена. То есть жены… И другие женщины.
Такой на первый взгляд самоуверенный и самодостаточный, Кирилл оказался очень растерянным по жизни и отнюдь не довольным собой. И не умел долго демонстрировать свою фальшивую самонадеянность, выдерживать свой основной, но взятый напрокат имидж.
Лёка понемногу привыкла к бородатому недотепе и часто думала, что остаться до сих пор в живых ему удалось по чистой случайности.
Неожиданно Дольников отважился сменить внешность и ввалился как-то вечером к Лёке с другой прической.
— Поделись впечатлениями! — попросил он, растерянно замявшись на пороге.
— Мать моя женщина! — изумилась будущая великая певица. — У меня нет слов, дуся… Не верю своим глазам!.. Ты ли это? А зачем ты подстригся? Переведи!
Кирилл молчал.
— Чего в дверях столько торчать? Проходи, будь проще! Не томи душу! Стряслось чего?
— Почему ты так решила? — Кирилл стал раздеваться.
— Ну, как же… Может, в бега надумал удариться? А потому и увлекся поисками нового облика…
— В тебе говорит дочь милиционера! — заявил Кирилл.
— Почему бы ей не говорить? — хмыкнула Лёка. — Она иногда даже прямо кричит в голос! А еще поет… — Она окинула Дольникова критическим взглядом. — А что? Ничего! Теперь не надо в шапке вшей парить. За большие деньги тебя, видно, так оболванили! Ну, ничего, не переживай, волосы не зубы, вырастут. Эта стрижечка и есть «бокс»?
— Нет, это называется «теннис», — невозмутимо объявил, усаживаясь за стол, художник.
— Ну, у них и названия! «Бокс», «теннис»… А нет ли, интересно, стрижки «борьба»? Ты бы вызнал, Кир, да доложил любимой женщине!
