"Я нагляделся на столько страданий, - пишет Герцен, - что сознаю себя знатоком, экспертом в этом деле, я потому-то у меня перевернулось сердце при виде обнищавшего слуги, - у меня, кидавшего столько великих нищих". За то время, пека слуга принес ему стакаа грога, перед его взором прошли великие события прошлых лет и представилась картина исторической катастрофы, "перевернувшей" шить европейского мира.
В вагогсе железной дороги, на пути из Парижа в Швейцарию, Герцен всматривается в лица пассажиров, вслушивается в случайные разговоры. Так начинается рассказ "Скуки ради".
Вот седой господин с лицом комически напоминающем лицо маршала Пелисье, из числа "триумфаторов" империи Наполеона III. Он требует "положить предел и преграду избаловавшемуся уму человеческому", требует действия. Его радует то обстоятельство, что "война готовится со всех сторон". Этот "маленький буржуа"-с одинаковой ненавистью говорит о пролетариате в Европе и о покоренных народах в колониях "Я в тонкости не вхожу, - заявляет он, - если их религия не удерживает, долг пе удерживает, пусть страх назяи удержит".
Слушая эти речи, Герцен невольно вспоминает доктора Крупова и повторяет про себя его мысль о том, что "свет стоит между не дошедшими до ума и перешедшими его, между глупыми и сумасшедшими".
И вдруг в купе входит странный человек, небольшого роста, "с мягкими щеками, тонкими морщинами и очками, из-за которых продолжали смеяться серые прищуренные глава. На нем было два черных сюртука: один весь застегнутый, другой весь расстегнутый". Это был французский доктор, но выглядел он как "знакомый незнакомец", потому что был очень похож на русского доктора Крупова.
Между доктором и Пелисье завязывается спор. Мысль о том, что страх казни есть единственное средство, кажется доктору дикой: "Я по профессии за леченье, а не аа убийство", - говорит он. Ему хорошо известны и жизнь парижского пролетариата, и нравы колоний, где "французы, и те дичают..." "Пристращать виселицей умирающего с голода трудно", - замечает он иронически.
Доктор чувствует в Герцене своего единомышленника, И они сходятся, как друзья. Но оба они - странники, путешественники. Им остается "ирония-утешительница", а то, что они видят вокруг, представляет мало поводов для утешения, Пелисье "торжествует" над ними если не в споре, то в жизни.
Наконец возникает перед Герценом Джемс Фази, швейцарский политический деятель, "схвативший левой рукой за годов гидру социализма". "Джемс Фази это смертная кара женевского патриархата", "ее позорный столб, палач, прозектор, и гробокопатель". Он учредил "демократию без равенства" и пятнадцать пет "диктаторствовал тиран Лёмана над женевскими старцами".
