Как они могли так надолго ее бросить? Как мама могла так долго не возвращаться? Здесь холодно, надо развести огонь, здесь холодно, холодно!
Эллен побежала по всем комнатам. Она распахнула шкафы, ощупала платья, бросилась на пол и заглянула под кровати. Но матери нигде не было.
Она должна была это опровергнуть, доказать реальному миру прямо противоположное, должна была заткнуть его разинутую пасть, должна была найти маму! Нигде, этого же быть не могло! Нигде?
Эллен металась по кругу. Она распахнула все двери и бегала за мамой. Они играли в прятки, вот что! А мама бегала очень быстро, она бегала быстрее Эллен, она так быстро бегала, что скоро, наверно, опять окажется прямо позади нее, если только они в самом деле бегают по кругу. Вот она уже догнала Эллен, высоко ее подхватила и закружила по воздуху.
Эллен резко застыла на месте, быстро повернулась и развела руки в стороны.
— Не считается! — отчаянно закричала она. — Не считается, мама, не считается!
На столе лежала виза: птицы, и звезды, и ее подпись.
«Вечерний выпуск!» — кричал мальчишка-газетчик на перекрестке. Он кричал во все горло, замерзший, умирая от восторга. Он запрыгивал на подножки трамваев, левой рукой ловил монетки, пыхтел и еле поспевал. Такое уж у него торговое дело, ого, лучшее дело на свете: «Вечерний выпуск!»
А им все было мало. Все они готовы были заплатить еще намного дороже. Они с такой жадностью тянулись за газетой, словно он им продавал не отчет о военных действиях и не кинопрограмму, они с такой жадностью тянулись за газетой, словно он продавал им самую жизнь.
«Вечерний выпуск!» — кричал мальчишка-газетчик на перекрестке.
«Вечерний выпуск!» — слышался шепот у него за спиной. Опять и опять.
Его лоток располагался на каменном островке посреди большого перекрестка. Рядом стоял, прислонившись к лотку, слепой. Шляпа была у него на голове, подаяния он не принимал. Он просто стоял там, этого ему никто не мог запретить. Время от времени он повторял: «Вечерний выпуск!» Но у него ничего не было на продажу. Говорил он тихо и никаких денег за это не требовал. Подобно лесу, отзывался он эхом на каждый крик мальчишки. Казалось, он не считал все это серьезным делом.
Хищной птицей кружил мальчишка вокруг лотка. Недоверчиво косился на слепого. А тот стоял себе с таким видом, словно он вовсе не единственный слепой посреди большого перекрестка. Мальчишка размышлял, как бы его отсюда спровадить. Слепой насмехался над ним, слепой превращал все его зычные крики в тихие мольбы о помощи, у слепого не было на это никакого права.
