Джон озадаченно почесал в затылке.
— Ну, в принципе, если бы как-нибудь добыть мои вещи, то возможно бы я и согласился, — сказал он. — Но при условии, что жалованье и прочие условия контракта не будут изменены без моего на то согласия.
— Нет, нет, — заторопился Йонг. — Все остается неизменно. Как подписано Вами в нашем контракте.
«Знаю я про ваши контракты. С нас требуете беспрекословного выполнения условий, сами же легко плюете на них», — подумал Джон, но в трубку сказал другое:
— Так что там с моим багажом?
— О, не волнуйтесь. Господин Гимлер позаботится о переоформлении. Спасибо Вам за помощь и понимание. До свидания.
Джон вернул телефон агенту, одновременно вспоминая, что некоторые вопросы так и остались неясны. Например, в прописке паспорта моряка так и останется m/ v Amsteldijk. Впрочем, какая разница? Теперь уже поздно, раньше надо было побеспокоиться.
— Итак, господин Геринг, Вы поможете мне разобраться с моими вещами? — спросил он.
— Гимлер, — ответил тот, не моргнув и глазом.
«Черт, какая неувязка вышла!» — пронеслось в голове Джона. — «Этак я его еще и Геббельсом, или того хуже — Гитлером назову».
— Ради бога, простите, — даже приложил руку к сердцу, подчеркивая свою искренность. — Перелет, знаете ли, некоторое утомление.
— Я понимаю, — без тени улыбки или намека на обиду ответил немец.
Несмотря на то, что после подписания некоторых бумаг касательно изменения конечного пункта, а также уверений Гимлера, что компания одна и та же — Люфтганза, и дорожный рюкзак, стало быть, полетит с ним на одном самолете, невеселая мысль о прощании навеки с такими дорогими сердцу вещами неотступно преследовала весь полет. Рядом пыхтел и хлестал пиво толстый бородатый старикан, оказавшийся вдобавок еще и с костылями. Все долгие часы перелета он исправно выполнял обязанности дневального и непременно будил, когда стюардессы разносили свои деликатесы. Словом, все как обычно.
Сквозь пелену жестокого тропического ливня из аэропорта Хо Ши Мина вьетнамский агент отвез Джона в гостиницу переждать три часа, пока подлетят другие несчастные по причине начала контракта члены экипажа. Отель был такой, как в фильме Оливера Стоуна про вьетнамскую войну: циновки, плетеная мебель, душевая с видавшей виды плиткой по стенам, тяжелые темные шторы, которые даже не тянуло приоткрыть. Но Джон нашел в себе силы и чуть отодвинул одну из занавесей: ничего интересного. Второй этаж, рядом освещенное гостиничными фонарями дерево, похожее на большой куст, на одной из веток, задрав гигантский клюв к низвергающимся с неба потокам воды, сидит недовольная щуплая ворона. Ее глаза-бусинки гневно пилькали, сердясь не знамо на что. Джон подмигнул вороне сквозь пелену дождя, та в ответ на пару секунд взъерошила все свои перья, брезгливо передернулась и отвернулась.
