Когда в назначенное утро подъезжали к дому Верещагина, где-то недалеко раздался сигнал трубы, и тотчас в стоявшем по другую сторону плаца длинном строении распахнулись двери, из которых прыснула ватага мальчиков в красных кафтанах. Резво прыгая через лужи на дороге, они рассыпались по плацу, а из двери всё выбегали новые — точно ягоды сыпались из лукошка. Через несколько минут лужайка пестрела красными кафтанами, которые, пронзительно крича, гонялись друг за другом даже между пушками, на что часовой не обращал внимания.
— Видать, перемена урокам. Не сильно строжат товарищей ваших, — сказал дяденька. — Сидите тут, а я пойду к подполковнику.
Инспектора не оказалось дома, и Семен Степанович прошел в другой флигель, откуда не скоро вернулся с молодым тщедушным офицером при шпаге и шарфе, которому и сдал племянников. Приказав следовать за собой, офицер, стараясь не запачкать башмаки и, наверно, оттого как-то странно виляя спиной, пересек плац и ввел братьев в тот дом, откуда давеча бежали кадеты.
— Постойте тут, liebe Kinder, я за вами пришлю унтера, чтоб на пригонку форменной одежды отвел, — сказал офицер сладким голосом и ушел, все любуясь на свои начищенные башмаки.
Широкий коридор освещался рядом окон. На другой его стене находились двери классных комнат. За ними слышались негромкие голоса. Братья стояли рядом, осматриваясь и прислушиваясь. Пахло масляной краской, мытыми полами. Но вот в конце коридора открылась дверка, вышел старый солдат с желтыми нашивками на плечах кафтана. Братья думали, что идет за ними унтер, но он держал в руке медный горн и затрубил сигнал. Не поспели прозвучать последние ноты, как застучали скамейки, загудели голоса, и в отворившиеся двери вышли учителя в зеленых мундирах, а за ними опять брызнули, посыпались кадеты. Некоторые устремились на плац, другие обступили братьев.
— Новики, новики! — кричали они.
— Вас откуда привезли? — спросил Сергея крепкий и широкоплечий, выше других ростом кадет с веселым лицом.
— Из Псковского наместничества.
— А уезда?
— Великолуцкого.
— А меня из самого Пскова везли. Отец там секунд-майором служил, да теперь в отставку вышел. Все-таки вроде как земляки. Хоть сами мы тульские. Твой отец кто?
— Он давно в пожаре сгорел.
— Деревня есть?
Сергей кивнул.
— Велика ль?
— Шестнадцать дворов.
— Наш брат — мелкотравчатый, — сказал кадет и, позванный кем-то, убежал в класс.
А из окружавшей братьев группы выдвинулся другой. Тоже высокий, но тощий, с бледным лицом, горбатым носом и ушедшим назад подбородком — как есть овца.
