Итак, принимая участие в трудах доктора Сервана, причем, без всяких просьб с его стороны, Ивариус так и не проявил той уверенности, которая заставляет человека на что-либо отважиться. Убеждения, продиктованные ему здравым смыслом и подкрепленные хорошим образованием, а также усвоенные в детстве религиозные верования и прописные истины говорили ему о том, что невозможно вернуть к жизни покойника. В этом случае, как и в медицине в целом, он не допускал прогресса — ведь если бы это было возможно, то великие люди, жившие прежде, наверняка бы уже открыли средство, над которым трудился его господин. Таким образом, Ивариус работал только для того, чтобы удовлетворить требованию совести, повелевавшей ему во всем повиноваться своему господину и постоянно видеть в нем источник вдохновения.
Мы должны заметить, что Ивариус был одним из тех людей, которые жаждут познать все уже открытое до них, но не могут к этим открытиям прибавить ничего своего. Без других он навсегда остался бы никем. Одним словом, он считался превосходным медиком, но был совершенно не способен продвинуть медицину еще хотя бы на шаг вперед. Мы останавливаемся на этой отличительной черте, потому что нам кажется, что она существует как в науке, так и в искусстве. По нашему мнению, есть люди ученые, а есть предприимчивые: первые — необходимы, вторые — полезны; первые извлекают выгоду из плодов приобретенных знаний, вторые закладывают основы для знаний будущих; и, несмотря на это, и те, и другие черпают их из одного источника.
Первые советуются только со своими книгами, вторые следуют вдохновению. Именно к этой второй группе и принадлежат люди, которых их современники считают сумасшедшими, а потомки — полубогами; эти-то последние и должны будут сказать впоследствии: «Человек, остановись, ты достиг своей цели». Доктор Серван принадлежал к числу этих избранных. Он был уверен, что уже совершенные открытия не всегда исчерпывают собой весь предмет и что многое еще остается во мраке.
И все же, если мы немного задумаемся над этим мнимым воскрешением, то увидим, что подобная возможность обернулась бы величайшим злом для всего человечества. Бог дал человеку силы, чтобы тот мог существовать только определенное время. Если бы, возвращая человеку жизнь, потерянную им вследствие физического или нравственного недуга, в то же время удавалось бы вернуть прежние силы, молодость и бодрость духа, то против этого нечего было бы и возразить. Правда, в таком случае новое поколение по-прежнему сменяло бы старое, и в мире одновременно находилось бы множество людей, которые беспрестанно умирали бы и снова возрождались, и таким образом от существующего порядка не осталось бы и следа.
