По приходу в Нагасаки адмирал не увидел столичных представителей и отдал приказ готовиться к отплытию. Когда гребные суда уже были подняты на борт и японцы перестали сомневаться в серьезности русских намерений, они объявили, что полномочные прибыли. Обсуждение времени и места переговоров шло медленно и затянулось на несколько дней. Путятин хотел, чтобы чиновники из Эдо приехали на фрегат: мол, сам он уже был на берегу, передавая бумаги от своего правительства, следовательно, теперь японцы должны привезти ответ на корабль. Кроме того, он объявил, что не останется в Нагасаки, если встреча не состоится до 1 января. Полномочные из столицы, в свою очередь, приглашали Путятина к себе, ссылаясь на усталость с дороги.
Первая встреча, назначенная на 31 декабря, сопровождалась большой торжественностью. Хотя в переговорах участвовали только два главных лица, японских сановников сопровождала большая свита, как решили русские, «чтобы придать более важности делу». Японцы попробовали настоять на том, чтобы отвезти русских представителей на берег на своих шлюпках: как поняли офицеры, чтобы показать народу, что «мы не едем сами, а нас везут, словом, что чужие в Японии воли не имеют». Но эта затея не удалась. Путятин считал, что уступка японцам в пустяках может дать им повод потребовать уступок и в серьезных вопросах. Поэтому адмирал в общении с ними придерживался принятой им системы: вежливости и твердости, как в мелких, так и важных делах. По тому, как начиналось знакомство, рассуждал он, японцам предстояло составить мнение о русских, а тем — установить тон для дальнейших переговоров.
На пристани и у дома, где происходила встреча, были расставлены солдаты. Японцы приняли Путятина в самых нарядных одеждах, и все первое свидание прошло в обмене учтивостями. Напрасно адмирал пытался склонить разговор к цели его прибытия: японцы объявили, что по обычаю их страны при первом свидании стороны ограничиваются личным знакомством, а все речи о делах откладываются до другого времени. Затем они угостили русских офицеров обедом в японском стиле, при этом произошло непонятное для русских разделение: оба полномочных сановника обедали с ними, а вся свита, включая двух губернаторов Нагасаки, удалилась в другие покои.
По мнению Путятина и других офицеров, старшие полномочные по имени Тсу-Тсуй-Хизено и Ковадзи-Сойемон-но, обладая «бойким здравым умом и искусной диалектикой», мало чем отличались от образованных европейцев. Русские убедились, что японцы не напрасно считаются самой образованной и вежливой нацией из всех народов Дальнего Востока. Чиновники постоянно проявляли знаки радушия и гостеприимства, выражая этим, по их словам, искренность намерений японского правительства вступить в дружеские связи с Россией. Моряки заметили, что сановники из Эдо, в отличие от нагасакских, шли на уступки русским, правда, иногда после продолжительных возражений. Но приглашение посетить фрегат они приняли не только беспрекословно, но и с видимым удовольствием, что моряки отнесли к весьма замечательным и небывалым событиям.
