Пока рабочий день не кончился, я пошел в квартирное бюро.
Я знал, что в этом бюро были страшно злы на меня, а также на полицию безопасности, потому что за эти полгода они не имели права ни сдавать квартиру, ни требовать с меня денег. Таковы правила. Ведь я не был осужден, я был просто «изъят полицией безопасности» — такое письмо они получили. Изъят, и все тут. Полиция безопасности не любит говорить лишнего. И болтунов тоже не любит. «Изъят» — какое хорошее слово.
Все это мне рассказал помощник товарища лейтенанта, который провожал меня на склад и искал мешок с моими вещами. Он сказал: «В бюро будут на вас шипеть и ворчать, но вы наплюйте».
Так оно и оказалось.
Две дамочки-чиновницы из квартирного бюро сначала шипели на меня, а потом принялись ругать власть и особенно полицию безопасности: «Делать им нечего, стукачи проклятые, совсем довели до ручки». Они объяснили мне, что получают зарплату из денег, которые вносят квартиросъемщики. На всякий случай я хмыкнул вроде бы сочувственно, но разговора не поддержал. Они покосились на меня и замолчали. Одна была в юбочке с разрезами, коротко стриженная, с белой крашеной челкой, ей было хорошо за тридцать, может быть, даже ближе к сорока, но готов спорить, что подруги ей говорили: ах, тебе не дашь больше двадцати пяти! — и она была счастлива это слышать три раза в день. Вторая была с седой завивкой, в синем почти мужском пиджаке с большой брошкой в виде попугая. «Справку!» — сказала старшая.
Я показал им справку. Никаких сантиментов типа «освобожден ввиду отсутствия состава преступления». Просто: «Настоящим подтверждается, что гражданин Адольф Гитлер с 3 марта 1938 года более не находится в распоряжении Государственной Службы Безопасности». Умели они нагонять туманный ужас такими вот мелкими штришками.
«Вы знаете, в квартире нет воды», — сказал я. «Что? Вы уже были в квартире? — строго сказала старшая. — Надо было прийти к нам, мы бы позвонили в полицию безопасности, и все втроем — полицейский, я и вы — мы бы распечатали квартиру. Таковы правила!» — «И что теперь?» — «Теперь уже делать нечего! — младшая смотрела на меня глазками-звездочками: кукольные голубые кружочки посреди растопыренных ресничек. — Придется вас простить. Распишитесь вот тут. И вот тут. Вот корешок квитанции, это вам. А вы правда архитектор из Вены?» Откуда она это знает? Да очень просто, увидела в договоре найма, вот он перед ней. «Правда, барышня, правда» — «Ой, как приятно, когда тебя называют барышней! Это так по-венски, так по-австрийски, просто прелесть! А то мы тут все товарищи, товарищи, товарищи! Правда, товарищ Браун?»
