Скорее. Скорей. Адрес — в кармане.
Клочок бумажки — вот! — чудом цел
Снег — прямо в грудь. Эх, Саня, Саня.
Не глядись в витрины: ты бела как мел.
Вперед! Автобусов вонь тягуча.
Сиплый водитель кричит: “Живей,
Проходим с подножки!..” —
Снежная туча,
Фатой брюхатую бабу обвей…
Скорей! Вот пустыня микрорайона.
Девятиэтажки — винтовками вверх —
Расстреливают небо. И вверх, опаленный
На костре боли — летит яркий смех.
Какой это дом?.. Седьмой?.. Десятый?..
Какой микрорайон?.. Десятый?.. Седьмой?..
Лифт меж этажами застрял, проклятый.
Как жутко ехать к тебе домой.
Звонок — ожог на пальце зальделом.
Дверь забухла — с петель сорвать!
В двери — в шелках — квадратное тело,
Которому в зубы — лишь семгу совать…
Скулы буфетчицы или торговки.
“Химия” — взбитый кок надо лбом.
Такая — простаков обсчитает ловко
В любой забегаловке, в баре любом…
Губу вздернула вздрогом гадливым:
Мол, что тут за краля?.. Ты, отвали!..
И так притушила черными щетками — синие сливы,
Будто глядела за край земли…
Санька, держись.
За косяки и карнизы.
За воздух. За свой сугробный живот.
Это же парфюмерша из универмага, Раиса.
Это же Раиса, что в бывшей бане — напротив — живет.
Держись, Санька. Что она брешет?.. Не слушай.
Губы намазаны, шевелятся… Орет…
Держусь. Держусь за свою гнутую-битую душу.
Рукою — за беззвучно орущий свой рот.
Держусь! Плавай, жирная, пред Степкой в китайском халате.
Жарь ему — под завязки чтоб ел! — голубцы.
А он-то все равно передо мной не в накладе,
Пусть над нами и не вознесли златые венцы!..
Что орешь, Раиса?.. Не слышу… Ты вся — из блуда,
Из польской помады, из пошлых прищуров,
из французских теней…
Уши заложило… Темно… Мне худо,
Спасите. Тошнит. Пред глазами — море огней.
Огни полыхают… мрак!..
Спасите, мне худо…
Райка, парфюмерша, сволочь, не хватай меня руками,
пусти…
Степка, ты где… Тошнит… Я любить тебя буду,
Даже если Райка…
Тошнит… Темнота…
Прости…
