Страшатся греки, чтоб сын Андромахин
[118] им
По возрасте своем не стал отцом своим.
Трепещут имени Гекторова народы,
Которые он гнал от стен Троянских в воды,
Как он с победою по трупам их бежал
И в корабли их огнь из рук своих метал.
Страшася, плод его стремятся погубити
И в отрасли весь корнь Приамов
[119] истребити;
Пирр хочет спасть его (защита немала!),
Но чтоб сия вдова женой ему была.
Она в смятении, низверженна в две страсти,
Не знает, что сказать при выборе напасти.
Богинин сын
[120] против всех греков восстает
И Клитемнестрин плод
[121] под свой покров берет.
Нерон прекрасную Июнью похищает
[122],
Возлюбленный ея от яда умирает;
Она, чтоб жизнь ему на жертву принести,
Девичество свое до гроба соблюсти,
Под защищение статуи прибегает
И образ Августов слезами омывает,
И, после таковых свирепых ей судьбин,
Лишася брачных дум, вестальский емлет чин.
Мониме за любовь приносится отрава
[123].
«Аталья» Франции и Мельпомене слава
[124].
«Меропа» без любви тронýла всех сердца
[125],
Умножив в славу плеск преславного творца:
Творец ея нашел богатство Геликона
[126].
«Альзира», наконец, – Вольтерова корона
[127].
Каков в трагедии Расин был и Вольтер,
Таков в комедиях искусный Молиер.
Как славят, например, тех «Федра» и «Меропа»,
Не меньше и творец прославлен «Мизантропа»
[128].
Мольеров «Лицемер»
[129], я чаю, не падет
В трех первых действиях, доколь пребудет свет.
«Женатый философ», «Тщеславный»
[130] воссияли
И честь Детушеву в бессмертие вписали.
Для знающих людей ты игрищ не пиши
[131]:
Смешить без разума – дар подлыя души.
Не представляй того, что мне на миг приятно,
Но чтоб то действие мне долго было внятно.
Свойство комедии – издевкой править нрав;
Смешить и пользовать – прямой ея устав.
Представь бездушного подьячего в приказе,
Судью, что не поймет, что писано в указе.
Представь мне щеголя, кто тем вздымает нос,
Что целый мыслит век о красоте волос,
Который родился, как мнит он, для амуру
[132],
Чтоб где-нибудь к себе склонить такую ж дуру.
Представь латынщика
[133] на диспуте его,
Который не соврет без «ерго»
[134] ничего.
Представь мне гордого, раздута, как лягушку,
Скупого, что готов в удавку за полушку
[135].
Представь картежника, который, снявши крест,
Кричит из-за руки, с фигурой сидя: «Рест
[136]!»
О тáинственник муз
[137]! уставов их податель!
Разборщик стихотворств и тщательный писатель,
Который Франции муз жертвенник открыл
И в чистом слоге сам примером ей служил!
Скажи мне, Боало, свои в сатирах правы
[138],
Которыми в стихах ты чистил грубы нравы!
