- Девушка, идите сюда, я вас обслужу.
Офигевают от вежливости. Машу головой сторону орущих:
- Ага, у вас тут, опасней, чем на фронте, погибнуть в бою за 100 грамм карамели, я, не готова.
Добивает ответ:
- Да не бойтесь, если что, Борька битой отгонит. А я нормальных людей выбираю из толпы и обслуживаю, а со стадом, Лариска справляется, у нее нервы крепче. Вы же воспитанные, с этими, кивает в сторону очереди,- не выживите. Поэтому я всегда, если что продаем или раздаем, смотрю на людей, и помогаю получить продукты тем, кого эти затоптать могут.
Я вспоминаю наш поселковый хлеб на два лотка, и, понимаю, мир давно разделился, и даже, не по идейно-политическому окрасу, идеологии, а совершенно по другому принципу. Но…
«Нормальные» и «стадо», — услышать это от защитника русского мира, разрушившего все вокруг, наводнившего мой город броней и оружием, это даже не знаково, это феерично.
То, что меня отнесли к нормальным, это приятно, но, непонятно, ведь именно это недовольное и всеобвиняющее, требующее льгот и халявной гречки, было фундаментальным в построении русского мира, создания ЛНР на моей земле, а теперь, вот такой поворот. К нам-вежливо, их-битой.
Извиняюсь перед камуфляжно-опистолеченным философом, и поворачиваюсь к дочери, чтобы уточнить необходимость покупки.
И тут, видно, судьба, решила, что в условиях оккупации нервы, как курок, должны быть взведены всегда, поэтому мое жизнелюбие выдало довольно ехидным голосом:
- Ма, не вздумай это покупать, — ткнув в сторону конфет. — Я это есть не буду. Во-первых, я не маленькая, и без конфет обойдусь, во-вторых, дорого, пошли лучше муки купим, я яблок соберу, пирожков наварганим, в-третьих, вот, — кивнув в сторону продавца, — пусть смотрят, и думают, какая у них страна. Еда закончится, эти вас съедят,-резюмировала дочь, обращаясь к продавцу философу, — вот если бы я создавала государство, я бы не стреляла, а законы написала, и паспорт давала только тем, кто нормальный. Вот я сделаю так, чтобы у нас и законы были нормальные, и люди нормальные, и страна нормальная, и, чтобы не воевали, а если драться или ругаться, когда не воспитанные, я сделаю специальную воспитательную тюрьму, и не выпускать, пока вежливыми не будут. А тем, кто не воспитался, штампик специальный ставить, чтобы их никуда не пускали там, в магазин, в самолет, как опасных. А то стреляют тут, все лето испортили. Пошли за мукой, — счастливый в своих умозаключениях, пританцовывая, выдал ребенок, — пирожков хочу.
