Ноздря в ноздрю | страница 23



Но теперь шок, усталость, ощущение собственного бессилия и облегчение (помощь наконец-то пришла) сделали свое черное дело: по моим щекам покатились слезы.

— Пойдемте, сэр. — Один из пожарных обнял меня за плечи. — Давайте я уведу вас отсюда. У вас что-то болит?

Язык стал огромным, заполнил едва ли не весь рот, мешая говорить.

— Нет, — просипел я. — Ну, может, колено. Со мной все в порядке. А вот она… — Я указал на Мэри-Лу, не в силах продолжить.

— Не волнуйтесь, сэр. Мы за ней присмотрим.

Он помог мне подняться и за плечи начал разворачивать к двери. Но я смотрел на то место, где были ноги Мэри-Лу, пока голове не пришлось последовать за плечами. Он подтолкнул меня к двери, где уже ждал второй пожарный, который накинул мне на плечи ярко-красное одеяло и вывел в коридор. Я решил, что они пользуются красными одеялами с тем, чтобы замаскировать кровь.

Пожарный отвел меня по коридору к лестнице. Я заглянул на кухню. Карл наклонился над раковиной, его рвало. И я понимал почему.

Мужчина в зеленой куртке с надписью «ВРАЧ» на спине протиснулся мимо меня.

— Он в порядке? — спросил моего сопровождающего.

— Похоже на то, — последовал ответ.

Я хотел сказать, что нет, я не в порядке, что я увидел ад и теперь образ этот навечно останется со мной. Мне хотелось кричать, что я совсем не в порядке и никогда уже не приду в норму.

Вместо этого я позволил довести меня до лестницы, а потом уже сам, следуя указанию, спустился по ступеням. Меня заверили, что внизу ждут другие люди, которые мне помогут. Но разве они могли стереть увиденное из памяти? Могли сделать меня прежним? Могли предотвратить кошмары?


Внизу, как и пообещал пожарный, меня действительно встретили заботливые руки и успокаивающие голоса. После короткого осмотра я, по-прежнему завернутый в одеяло, просидел на белом пластиковом стуле, как мне показалось, очень и очень долго. Несколько раз молодой человек в ярко-зеленом халате с надписью «ФЕЛЬДШЕР» на спине подходил, чтобы справиться о моем самочувствии. Говорил, что сожалеет о задержке, но помощь приходилось оказывать тем, кто в ней больше всего нуждался. Я кивал. Знал, о чем речь. Все видел собственными глазами.

Машины «Скорой помощи» приезжали и уезжали, выли сирены, а число черных мешков с телами, которые рядком укладывали у задней стены трибуны, росло и росло по мере того, как день медленно катился к вечеру.

В больницу я попал около семи часов. После долгого сидения на пластиковом стуле не мог стоять без поддержки, потому что левое колено распухло, а нога слушалась плохо. Мой юный друг фельдшер помог мне забраться в «Скорую помощь», и в больницу мы поехали на малой скорости, без включенной сирены или мигалки. Пик кризиса миновал. Тяжелораненых и умирающих доставляли в больницы как можно быстро. Нам, легкораненым, такая спешка не требовалась.