Автостопом на север | страница 18

Здесь, на берегу озера, раскинулся трудовой лагерь СНМ. Длинными острыми ножами парни рубят лозняк по берегу ручья. Труд суровый, но он нужен республике. Девушки работают в садоводческом кооперативе. Че — бригадир. В своем неизменном берете он шагает впереди и тесаком, какие на Кубе называют «мачете», прорубает путь сквозь ивовые джунгли. Потому его и назвали «Че». Мне кажется, это так естественно. Но Че думает и об отдыхе для всех. Это он построил вышку для прыжков в воду. Он и с малышами успевает поиграть, он готовит спортивную команду для предстоящих состязаний. Он — в центре внимания и когда вечером вспыхивает огромный костер на лугу. До чего ж он не похож на этого мальчишку Гуннара!

Тот только и знает, что болтать всякие глупости и фыркать на всё и вся.

При этом Че всего года на два старше. Очевидно, духовная зрелость определяет всё. Гуннар даже не заметил, что на мне был мой купальный костюм цвета слоновой кости и очаровательная шапочка. Как сумасшедший он кувыркался в воде, мешая нашей беседе своим визгом и выкриками.

Я рассказала Че о своем знакомстве с профессором, и Че сразу оке оценил его: оба они любят лес, и луга, и закат солнца, и крик совы. Но Че любит и поэзию — Гельдерлина и Гейне, Эриха Вайнерта и Сару Кирш.

Тихо, почти шепотом я призналась ему:

— Я тоже пишу стихи. В прошлом году, когда я с родителями была на озере Балатон, я написала несколько стихотворений. Одно из них, «Моя великая боль, или Прощание в ноябре», было написано на расставание с Томасом… Если хочешь, Че, я прочту тебе, — предложила я.

Когда Че в знак согласия склонил голову и посмотрел на меня своими синими глазами, чудеснейшим образом контрастировавшими с темными кудрями, я добавила:

— Позволь мне немного собраться с мыслями, и пусть вокруг будет тихо-тихо.

Но тут нам помешали. Этот Гуннар был просто невыносим: он прыгал, верещал, брызгался, и в довершение всего случилось что-то очень смешное — он упал с вышки. К сожалению, я не владею сатирическим пером. Моя стихия — психологические глубины жизни. Но порой я бываю способна и посмеяться. Мне свойственно и в смешном познавать трагизм. Трагично же в этом случае было то, что Гуннар прервал чудесный разговор о поэзии, и прервал навсегда…

Поднявшись на вышку, он подошел к самому высокому трамплину. Долго там плясал, вертелся, валял дурака и вдруг упал. Раздался удар, как будто лопнул огромный воздушный шар. Че вскочил, говоря:

— Не повредил ли он себе чего-нибудь?