Ханна понимала, как возникает зависть. Чаще всего зависть возникает, когда люди, не прилагая никаких усилий, получают все. А на долю таких, как она, выпадает только зависть к ним.
Теперь Ханна поняла себя. Она вовсе не злая. И любовь тут ни при чем. Глупости! Она не злая. Все это только зависть, как сказал пастор.
Если б она носила фамилию Грёнэльв, она бы никому не завидовала. И, уж конечно, не позволила бы какому-то рыбаку или пароходному экспедитору стать ее мужем. Она бы просто наслаждалась любовью, как всякая городская барышня.
Но ненависть была хуже зависти. Ненависть нужно было сдерживать. Ничего другого не оставалось. А вот в зависти можно было признаться, не рискуя попасть в ад.
На передней скамье в церкви сидел Вениамин. Ханна видела его как в тумане. Олине забрала Вениамина с собой.
Вечером в день похорон Вениамин спустился на кухню, чтобы поблагодарить всех — Стине, служанок, Ханну.
Она выскользнула в сени, как раз когда он хотел обратиться к ней. Он не пошел за ней.
Только вернувшись в Страндстедет, Ханна смогла по заслугам оплакать Олине.
На последний четверг августа у Анны было заказано место в каюте на пароходе и до Бергена и дальше, до Копенгагена.
Но умерла Олине. И была Карна. И Вениамин, который почти перестал разговаривать, словно Олине была его матерью.
Анне не приходилось сталкиваться с горем. Все ее близкие были живы. Теперь она просыпалась, когда Вениамин обнимал ее, лишь затем, чтобы почувствовать, что она рядом.
Однажды ночью ему приснилось, что он находится на поле сражения под Дюббелем. В другую ночь он звал какого-то Лео.
Раньше Анна не чувствовала, что кому-то нужна, от нее ждали лишь воспитанности и корректности. Жизнь ее подчинялась немногим, но твердым правилам.
Долгое ожидание любви открыло ей: нужно быть там, где эта любовь обитает. А ее любовь обитала не в Копенгагене, где мать была занята приготовлениями к их с Вениамином свадьбе.
Стоял август, и до осенних бурь еще оставалось время. Жители Нурланда неохотно пускались в путешествия, когда начинались бури. Это она уже знала.
Вениамин уговаривал Анну ехать, а то ее мать умрет от огорчения или, не дай Бог, возненавидит его, считая, что он удержал ее. Хватит и того, что ему придется рассказать ее родителям, что он не имеет в Норвегии права на врачебную практику.
— Но ведь ты заявил протест! Вот увидишь, все будет в порядке!
— Надеюсь, но я не такой оптимист, как ты.
В его голосе было больше отчаяния, чем надежды.
