— Чему же?
— Иронии. По отношению к другим.
Вениамин взял себя в руки и прикоснулся к пище. Нож и вилка царапали его голову изнутри.
— И что он делает… теперь… этот шотландец?
— Приехал в Копенгаген и хочет стать правой рукой моего отца. Изучает болезни сердца. О моем сердце он знает уже все. О безраздельном контроле сердца над мозгом… по крайней мере. А химические процессы, которые превращают нас в хороших или плохих людей! А удары пульса! А правый и левый желудочки! Он часами читал мне лекции о стимуляции, которые вгоняли меня в краску.
— Зачем же ты приехала сюда?
— Ничего не могла поделать со своим непослушным сердцем, доктор Грёнэльв, с моим дорогим необузданным сердцем. Я не могла всю жизнь прожить в Лондоне, спрятавшись за каким-нибудь гербом.
Он растерянно смотрел на нее:
— Я этого не вынесу, Анна. Что нам делать?
— Пожениться и тем самым уменьшить мои грехи.
Когда они возвращались домой, море было спокойно, солнце затянуто легкой дымкой. Вечером на западе вспыхнул красно-белый пожар.
Вениамин спустил парус; слабый ветер, дувший с берега, легко покачивал лодку, Потом он снял одну скамейку и постелил на балласт робу и запасной парус.
Анна удивленно следила за его движениями.
— Анна! Иди ко мне! Мы одни.
Она неуверенно приподняла юбку, чтобы перешагнуть через скамью. Он встал на колени и обнял ее. Бедра под мягкой тканью. Талия. Губы. Осторожно расстегнул пальто, лиф. И наконец они приникли друг к другу.
Море тихо дышало. Где-то вдали Вениамин угадывал зыбь. Могучую волю черных глубин. Выжидавшую. Неодолимую, но спокойную. С игривой нежностью захлестывавшую через борт.
Тем временем лодка плыла вдаль. Туда, где никто не мог достичь их.
Три часа ушло у Вениамина той ночью, чтобы привезти Анну обратно в Рейнснес.
Олине проснулась от странной тяжести в голове. Она встала и согрела чайник. Налив себе чаю, села у окна и стала смотреть на скользивших над аллеей птиц. И почему-то с грустью думала о своей жизни.
Она видела себя только что приехавшей в Рейнснес. Через какое-то время она уже не могла себе представить, что можно жить в другом месте. Иаков Грёнэльв давно умер. Да и будь он жив, она все равно жила бы здесь и смотрела, как он стареет.
Рана на ноге сегодня почти не болела.
Олине не заметила ничего, кроме мгновенной тяжести в голове, и продолжала сидеть за столом в синей кухне Рейнснеса.
Но потом пришла Карна и прикоснулась к ней, тогда полное тело Олине распрямилось.
