Анна ела, опустив глаза. Медленно, не разжимая губ. Почти незаметно глотала пищу. Она взяла на вилку новый кусочек — мясо, овощи, чуть-чуть соуса, — потом открыла рот и положила в него пищу.
Их глаза невольно встретились. Вениамина поразила посадка ее головы. Блеск голубых глаз.
«У нее есть власть надо мной, — подумал он. — Стоит ей захотеть, и я превращаюсь в ничтожество. За те годы, что мы не виделись, она еще больше убедилась в моей никчемности». Он положил на край стола сжатую в кулак руку. Другая рука лежала в кармане, он откинулся, и спинка кресла больно впилась ему в лопатки.
Вздернув подбородок, Вениамин с профессиональным интересом изучал лицо Анны. Не слишком пристально, чтобы не вызвать чувства жалости к себе, мягко, но соблюдая определенную дистанцию. Именно так он смотрел бы на трудного пациента.
— Итак, милая Анна? — сказал он наконец с вопросительной интонацией, словно у нее на сердце было что-то еще, что она боялась ему доверить.
— Что ты хочешь сказать?
— Я? Почему я? — Он улыбнулся.
Анна невозмутимо продолжала есть.
— Тебя это задевает? — спросила она.
Да она вовсе не женственна! И не так привлекательна, как кажется с первого взгляда, думал он.
— Какого черта! Как ты могла? С шотландцем? — прошипел он.
Официантка в черном принесла его тарелку. Не спеша холодно произнесла «прошу вас», сделала реверанс и удалилась. Вернее, начала в углу складывать салфетки.
Вениамин с грозным видом повернулся к ней:
— Может, вы разрешите нам спокойно поесть?
Официантка подскочила и словно испарилась. Упавшая на пол салфетка, которую она не успела сложить, показывала, в каком направлении она скрылась.
— Ты и правда несносен, — сказала Анна.
Она уже кончила есть.
— Как ты могла так поступить, если не имела в виду выйти за него замуж?
Она задумчиво, почти с сожалением посмотрела на него:
— Не знаю. Я была одинока, брошена. Мне все говорили, что годы идут, что мои подруги давно повыходили замуж. Мне хотелось уехать из дому, обрести свободу. Хотелось быть любимой… полюбить того, кто полюбит меня. Хотя бы на мгновение. Знаешь, как это бывает?
Он не прикоснулся к ножу и вилке.
— Ешь, дорогой… ради меня, — попросила она.
— Какой он?
— По-моему, это был самый красивый мужчина, какого я знала. Очень воспитанный, с приятным чувством юмора. Правда, он никогда не относился с иронией к самому себе. Только к другим. Его жизнь в основном была посвящена геральдике.
— Как это?
— Очень просто. Он думал о гербах даже на поле для гольфа. Это очень типично для шотландских дворян, однако… Он, безусловно, кое-чему научил меня.
