— Давай прогуляемся перед сном? — предложила она. — Так светло. Трудно поверить, что уже поздно.
Они шли через сад мимо беседки.
— Как романтично! — воскликнула Анна и заглянула внутрь.
— Дина любила по ночам пить здесь вино, если ей не спалось. Я не видел ничего романтичного… когда находил ее с пустой бутылкой и недокуренными сигарами.
Это прозвучало более горько, чем ему хотелось бы.
— Ей было так трудно?
Он насторожился, но весело ответил:
— Рейнснес — неподходящее место для таких женщин, как Дина. Да и для таких, как ты, наверное, тоже?
Анна шла немного впереди него, она обернулась:
— Это предупреждение?
— О чем?
Она остановилась. Белый песок из ракушечника поскрипывал у нее под ногами.
— Как бы там ни было, а я все-таки приехала в Рейнснес. Можно было бы все сказать ей сейчас. Повод был подходящий. Хочет ли она тут остаться? Или ей мало того, что он может ей предложить? Ведь здесь, в Нурланде, он всего-навсего знахарь.
Лицо, обращенное к нему, выглядело таким беззащитным.
Он вообще не мог говорить. Не смел к ней прикоснуться. Боялся отпугнуть. Чувствовал себя горой, которая чуть не обрушила лавину камней на что-то очень хрупкое.
— Ты хочешь что-то сказать мне?
«Как ей удается быть такой спокойной?» — подумал он, глядя на ее нос. Это было самое безопасное.
— Я рад, что Рейнснес кажется тебе романтичным.
— Я приехала не только затем, чтобы увидеть Нурланд.
— Правда?
— Меня заставили приехать твои письма. Ты считаешь, что это неприлично?
— Нет, смело.
— Почему?
— Ты забыла, что я дикарь с Северного полюса?
— Который цитирует Песнь Песней Соломона. — Анна улыбнулась.
Они прошли несколько шагов. Она снова обернулась к нему:
— Почему ты писал мне?
Он быстро подумал: надо сказать ей правду! Сказать, что его лишили лицензии. Нет, только не сейчас!
— Я не мог потерять тебя. Хотел занимать в твоих мыслях хоть маленькое местечко. Письма можно читать и перечитывать. Каждое письмо можно перечитывать без конца. Я думал так: даже если она выйдет замуж и нарожает кучу детей, она все равно сможет иногда писать мне и ее муж не найдет в этом ничего подозрительного. Ведь я всего лишь неопасный друг, живущий так далеко. Друг юности. Пусть идут годы, думал я, у меня есть ее письма. А мысли, о которых она не решается писать, потому что не хочет никого обидеть, я все равно читаю между строк. И никто не в силах отнять у меня мои мечты.
Он замолчал, потому что она отвернулась в сторону.
Они дошли до пакгаузов. Долго смотрели на чаек и гаг, находившихся под опекой Стине. Птенцы уже вылупились, и матери пытались заманить их в воду.
