Дети новолуния [роман] | страница 48

Уходя в степь, монгол со вздохом облегчения оставлял женщин самоотверженно бороться с нашествием трофеев от войн их непобедимого вождя. С лёгким сердцем покидал он Каракорум, удивлённо цокая языком при взгляде на покрытые шкурами горы награбленного добра, видимые, казалось, от самого края земли.

Но никому и в голову не приходило остановить этот поток. Война для того и нужна, чтобы грабить. Иначе — зачем война?

Каан не знал и давно уж не интересовался величиной и содержанием своего богатства, уплывающего в бездонный Каракорум, к коему не относил остающиеся под ним полонённые земли. Власть, по его разумению, не причислялась к вещественным ценностям. Если что и занимало его до сих пор, то больше, пожалуй, лошади. Да ещё девушки знатного происхождения. Их он любил свежо, с неиссякаемым любопытством. Много отдавал и нойонам, но прежде сам опробовал добычу, на которую положил глаз. А иное не привлекало, пожалуй, в той мере, как раньше, хотя рабскую дань всегда принимал с удовлетворением.

— Жара, — тягостно повторял он, качаясь в седле, и обнимая наложницу, и наблюдая за очередной битвой. — Жара… Жара…

Оглядывал выжженные солнцем долины Гиндукуша, цветущие сады Хорасана, тучные поля, красные пашни, косился в ясное, безоблачное небо, а в голове то и дело проплывал недоумённый вопрос: «Зачем я здесь?» — неслышимый, впрочем, и неосознаваемый.

Каан загрустил. Странная, незнакомая скорбь овладела им.

Он проснулся оттого, что ему почудилось, будто за спиной кто-то лежит и смотрит на него. Но никого не было. Это ощущение повторялось давно, по многу раз, но свежесть испуга оставалась неизменной. «Надо позвать шамана», — решил он, однако не стал этого делать. Сел и долго таращился в кромешную тьму. Он спал плохо, чутко спал, мало. Чтобы взбодриться, отхлебнул кофе из фляги и вдруг ослабел. Точно сломалось в груди: обмяк и так просидел долго, пока не начал видеть в темноте. Он не знал, к чему прислонить свой испуг.

Ноги затекли. Кряхтя, старик натянул сапоги и поднялся. Постоял немного, чтобы убедиться в том, что немощь отошла. Провел ладонью по лбу, намереваясь стереть пот, но лоб оказался сухим. А чувство было, будто он обливается жарким потом. Поёжился и вышел из юрты на воздух. Стояла душная, чёрная ночь, украшенная россыпью звезд и долькой луны высоко над головой. Лагерь спал. Лишь только в отдалении тут и там мерцали огни тлеющих костров. Раздражённый бессонницей, он отмахнулся от охранников, вскочивших ему навстречу, и пошёл наугад в сторону огней, кутаясь в халат и оступаясь на каждом шагу.